А.П.Черных

РОССИЙСКИЙ ГЕРБ ГЛАЗАМИ НУМИЗМАТА
(о книге В.В.Узденикова "Геральдическое оформление Российских монет 1700 — 1917 гг." М. 1998)

Недавно суду читателя предстала новая книга известного специалиста в области отечественной нумизматики, знатока российской монетной чеканки императорского периода, В.В.Узденикова. Она привлекла внимание специалистов тем, что автор подверг нумизматический материал гербоведческому анализу, избрав одно из наименее изученных и в то же время одно из самых перспективных направлений на пути исследования исторической геральдики. Визуальная ипостась геральдики в данном случае основана на диахронном комплексе бесспорных по датировке и атрибуции памятников — на российских монетах 1700 — 1917 гг. Автор, учитывая традицию детального изучения российской монеты XVIII — XIX вв. как отечественными, так и зарубежными исследователями, обратил внимание на разнообразие помещённых на монетах геральдических изображений, выдающее ту мнимость, в рамках которой геральдика продолжает существовать в сознании.

В.В.Уздеников отметил противоречие данных источника и расхожих представлений: "Казалось бы, монеты, выпущенные таким централизованным государством, как Российская империя, должны быть снабжены единой государственной символикой..." Единство империи, следуя традиционной логике нашего исторического мышления необходимо должно отразиться в единстве государственной эмблематики. В сознании общества закрепились стереотипы, которые настойчиво подталкивают восприятие к удобному представлению о геральдике как едва ли не идеально кодифицированной, характеризующейся якобы таким уровнем унификации, при котором имеют значение поворот когтя или число перьев. Справедливости ради надо заметить, что такой взгляд небезоснователен, но преимущественно для геральдики XX в. Так, например, на дату (день и месяц) революции указывает число перьев в крыльях и хвосте птицы из герба Индонезии, число лучей звезды в гербе Малайзии означает 9 султанатов, 4 губернаторства и федеральную территорию Куала-Лумпур. Но для XVIII — XIX вв. подобная точность выглядит анахроничной. Известен и источник убеждённости в мнимой чёткости геральдики: как ни странно, это исследования по теоретической геральдике XVIII — XIX вв. с их обречёнными попытками скрупулёзно учесть всю вариативность геральдического материала. Словом, можно быть только благодарным нумизмату, который предпочёл не оставлять свои сомнения в стороне, не прошёл мимо неудобного, внешне парадоксального наблюдения, что в России "императорского периода" "в обращение одновременно выпускались монеты, снабженные... различными геральдическими изображениями", а сделал его основой подхода.

В.В.Уздеников отмечает до середины XIX в. не унификацию геральдических изображений, а очевидное разнообразие, наблюдающееся даже на одновременных монетных выпусках. Проведённое исследование показало, что геральдическое оформление денежных знаков в значительной степени было подчинено практическим потребностям российского денежного обращения и монетного производства. Эти рациональные приоритеты в сравнении с требованиями теоретической геральдики удивительны. Однако каждое утверждение основано на безукоризненно точных и в рамках проблемы вполне представительных источниках.

Собственно говоря, нумизматы давно об этом знают, даже можно сказать — всегда знали. Ещё П.П.Винклер писал: "Часто, особенно на монетах XVIII в., орел изображался без московского герба. Скипетр и держава в лапах орла также иногда заменялись мечом, лавровой ветвью и другими эмблемами..." ¹ Наибольшую ценность результаты книги В.В.Узденикова представляют как раз не для нумизматов, а для исторической геральдики, для гербоведения. Надо признать, что широкая изобразительная вариативность геральдического компонента монеты — обычное дело, норма, не нарушающая в сознании заказчиков, гравёров, резчиков монетных штемпелей и — главное — потребителей этих геральдических изображений правильности и полноты герба, воспроизводящая со всем разнообразием воспроизведения один и тот же (sic!) герб. Потому и не пресекалась инициатива гравёров, что инициируемое ими разнообразие начертания не меняло самого герба. И то, в чём автор усматривает "вольное обращение с государственным гербом" и объясняет это этапом становления российской геральдики, в действительности объясняется тем, что вплоть до середины XIX в. российская геральдика оказывалась ближе к традициям и свободе западноевропейской геральдики, функциональной и практичной. А строгие рамки норм и установлений геральдики во многом оставались там, где они и родились — на страницах руководств и трактатов по "благородной науке".

В.В.Уздеников насчитывает на монетах периода 1700 — 1917 гг. шесть разновидностей, точнее иконографических вариантов государственного герба. Закономерность их появления прослеживается в отдельности на медных, серебряных и золотых монетах. Автор приводит полный комплекс геральдических изображений российской государственной эмблематики "императорского периода": двуглавый орёл со скипетром и державой, московский герб, знаки ордена Андрея Первозванного, наиболее иерархически значимые в титулатуре российских императоров территориальные гербы (гербы царств — Казанского, Астраханского, Сибирского, Польского, Грузинского, Херсонеса Тав-рического — и великих княжеств: Киевского, Новгородского, Владимирского, Финляндского).

Какой бы элемент геральдического изображения ни рассматривался, В.В.Уздеников отмечает большое число вариантов его начертания. Например, в эмиссиях серебряных монет геральдические короны различаются по виду и числу (с. 14, Рис. 4, 1 — 4, рис. 6, 7.). А что касается медных монет массового выпуска первой четверти XVIII в., то короны изображаются почти произвольно.., "самого фантастического рисунка" (с. 15). Автор показал, что возможна зависимость в выборе вида короны на монетах от национального происхождения гравёра; отметил, что императорская корона на монетах стала употребляться на три года раньше, чем Пётр I официально стал императором.

Отмечается автором и произвольность употребления форм гербового щита в российском гербе на монетах. Бытование семи разновидностей форм щита красноречивей прочего свидетельствуют о том малом значении, которое придавалось виду щита практической геральдикой. И дело не в том, что художники и гравёры были незнакомы с теорией геральдики (напротив, наличие геральдических штриховок на ряде монет свидетельствует об обратном), а в том, что она им просто не была нужна. Собственно, у этой теоретической геральдики вообще не было реального массового адресата, однако это уже совсем другая тема. Частое помещение на монетах так называемых французских (Екатеринбургский монетный двор) и германских (Сузунский монетный двор) форм щита (с. 16, 17, 24), широко распространённых в Европе, говорит в первую очередь о стабильном намерении верховной власти по всей стилистике оформления, в том числе и по этому элементу, видеть российскую монету в круге общеевропейской — и не более того.

Элементы российской геральдики в сочетании с западноевропейской представлены на примере монеты, отчеканенной в Мангейме в 1753 г. в честь утверждения принца Карла Петра Ульриха (будущего Петра III) наследником российского престола с российским гербом и его наследственными и других. Представляет интерес анализ геральдических проектов на нереализованных монетных выпусках (с. 41 — 46), но особенно любопытно рассмотрение монетных серий для прибалтийских территорий, в которых на гербовом орле отсутствует орден Андрея Первозванного и где имеются изображения гербов Риги и Ревеля. Несмотря на геральдическое соответствие титулатуре в собственно российских монетах, в Варшаве чеканились монеты для хождения в Польше, на которых орден Андрея Первозванного тоже, естественно, отсутствовал и на груди орла до 1835 г. был щит с гербом Царства Польского. При этом для входившей в состав Российского государства Финляндии, имевшей свою денежную систему, но не имевшей первоначально собственной монеты, с 1864 г. чеканились монеты с гербом Великого княжества Финляндского. Таким образом, геральдика очень точно подчёркивала нюансы статуса земель в составе Российской империи, подчас незаметные в титулатуре и очевидно, что создатели монеты учитывали геральдический фактор в полной мере.

Автор ясно показывает зависимость геральдического оформлении от металла монеты (с. 25, 26, 31 — 34): с повышением ценности металла нередко повышался и статус геральдического изображения (с. 31). Одновременно отмечена и другая закономерность: повышение статуса геральдического изображения в зависимости от повышении номинала монеты (с. 35). Ряд сопряжённых с гербами номиналов, начиная с московского герба на самых мелких, относится к красноречивым знаковым иерархиям, что важно для понимания восприятия геральдики в общественном сознании. С позиции построения иерархии должна оцениваться и чеканка на золотых двухрублёвиках 1718 — 1728 гг. эмблемы ещё более высокого статуса, чем герб — изображения небесного покровителя России Святого Андрея Первозванного. В этом же ряду интересны наблюдения о сравнительном статусе герба и императорского вензеля как особом виде геральдического изображения, с учётом того, что в разное время их соотношение оценивалось по-разному.

Изображение было тем проще, чем ниже номинал и дешевле металл монеты. Это, учитывая прежде всего её активное хождение внутри страны, предполагает более широкое распространение изображения. Поэтому рисунок на этих эмиссиях — это тот минимум геральдически сообщаемой подданным информации, менее которого эмитент (в данном случае верховная власть в Империи) не считает возможным вводить в общество. Таким образом, только комплекс источников даёт представление о направленности геральдических модификаций. Притом надо заметить, что эти многомиллионные тиражи монет — главные, а подчас единственные (наряду с ассигнациями) носители эмблематики государственности в России. Это те варианты государственной геральдики, которые самым непосредственным образом были обращены к многомиллионному населению империи, это тот канон визуального выражения верховной земной власти, в каковой облекалась сама эта власть, и это тот всепроникающий лик идеологии, который на этом уровне понятен всем — от государственного мужа Г.Р.Державина ("в нем герб отечества он зрел") до кабацкой голытьбы, похмельно всматривавшейся в сей лик империи на своей ладони.

В изображении гербового орла В.В.Уздеников отмечает. естественно, большое разнообразие (с. 19). Но ещё интереснее наблюдения над динамикой процессов, показывающие, что к XX в. разнообразие уменьшается, геральдические изображения унифицируются. Очевидно также прагматическое отношение к рисунку герба, свидетельствующее о том, что изменение рисунка не меняет отношения к гербу, даже не затрагивает его. Новая эмиссия, новый медальер или гравёр влияли на рисунок гербового орла, но орёл оставался орлом, а значит и герб оставался гербом. В свете такого понимания геральдики нельзя не согласиться с М.Пастуро, считающим, что геральдика Нового времени до сего дня — одна из очень мало изученных тем.

Достоинством работы В.В.Узденикова является рассмотрение всей совокупности особенностей геральдического оформления монет, широкий хронологический охват. Автор попытался выяснить непосредственные причины варьирования геральдического оформления монетных выпусков, не оставив в стороне и те иностранные монеты, которые имеют геральдические элементы, характерные для российской геральдики. Размышляя над этими особенностями, В.В. Уздеников подчас находит простые и рациональные объяснения одновременному существованию различных геральдических изображений на монетах, связанных со спецификой монетного дела (с. 33).

Публикация обладает сильным позитивным потенциалом, добротностью и достоверностью. Книга прекрасно иллюстрирована: 15 таблиц иллюстраций, одна из которых приводит 48 вариантов изображений гербового орла на монетах. Способ изображений — монетная прорисовка — графически очень убедителен и даёт почти полное представление об источнике. Нельзя при этом не отметить, что отсутствие научного аппарата затрудняет уточнение некоторых деталей, отмечавшихся в специальной литературе. Например, В.В.Уздеников разделяет более чем спорное мнение Е.А.Пахомова о преднамеренном искажении российского двуглавого орла на медных монетах Грузии кон. XVIII в. Хотя бы краткий историографический очерк позволил бы внести необходимую ясность в состояние изучения проблемы. Вместе с тем, очевидно, что книга — напоминание о проблеме и представляет собой приглашение к давно необходимой дискуссии.

В принципе, вполне правомерно введение предлагаемого автором понятия "российской монетной геральдики" для обозначения определённой части российской эмблематики со всей нумизматической спецификой этого источника, с чётко обозначенными его границами и возможностями. При той поддержке, которую оказывает гербоведению нумизматический материал, нельзя не отметить и встречного движения: перемены в геральдических деталях оформления монеты позволяют уточнить место чеканки, особенно при обработке кладов монет плохой сохранности. В исторической науке сегодня никто, как это ни огорчительно, не воспримет обращение нумизмата к геральдическим проблемам как традиционное для нумизматики направление. Напротив, новизна такого поворота темы очевидна. И в то же время основательность и последовательность подхода к её решению обещает будущим исследователям твёрдую почву добротно обработанного материала. Попытка В.В.Узденикова "восстановить законные права нумизматики в российской геральдике XVIII — XX вв." (с. 56) вполне удалась. Долгожданная работа проделана и открывает новые возможности исследований в гербоведении, нумизматике, отечественной истории.