Светлана ЦЫПЛАКОВА. Живая традиция доревоюционного церковного пения в хоре Донских казаков под управлением Сергея Жарова

УДК 793.3

ЖИВАЯ ТРАДИЦИЯ ДОРЕВОЛЮЦИОННОГО ЦЕРКОВНОГО ПЕНИЯ В ХОРЕ ДОНСКИХ КАЗАКОВ ПОД УПРАВЛЕНИЕМ С. ЖАРОВА (К 100-летнему юбилею)

Светлана ЦЫПЛАКОВА Кандидат культурологии, доцент, доцент кафедры социально-культурной и библиотечной деятельности, Новосибирский государственный педагогический университет, г. Новосибирск, доцент Новосибирской православной духовной семинарии, Россия.

Ключевые слова: русское хоровое пение, хор Донских казаков, православные традиции.

В 2021 году исполнилось сто лет с момента возникновения хора Донских казаков, ставшего уникальным музыкальным, культурным явлением. Сейчас нелегко поверить, что хор возник в самый трудный для русских казаков момент. Момент, когда они находились в изгнании, в лагере Чилингир, в Турции. Условия для покинувших родину казаков были очень тяжелыми. Не было достаточно еды, чистой воды, холод и голод, истощение людей привели к распространению холеры. Началась эпидемия и французы закрыли лагерь на карантин. Вот как вспоминает Сергей Жарова об этом тяжелом периоде жизни: «Хотя все и не осталось в прежнем виде, но не было средств, чтобы предотвратить эпидемию. Заболевания увеличились, и еще больше упал дух томящегося в неволе гарнизона. Это было самое тяжелое время нашего изгнания. Оторванность от всего мира, голод, лишения и страх перед надвигающейся эпидемией отнимали всякую веру, всякую надежду на лучшие, более отрадные дни; и только другая вера, вера в справедливость Всевышнего, с каждым днем крепла среди казаков. Чувствовался необыкновенный религиозный подъем. Приближался праздник св. Николая Чудотворца, Шли приготовления к торжественному молебну. Тогда начальник дивизии отдал приказ – лучших певцов всех полковых хоров, уже тогда имевшихся, собрать в один хор. Хор этот должен был своим участием в богослужениях содействовать поднятию духа угнетенных войск. В этот хор был призван как специалист и я».

Созданию хора способствовало удивительное свойство православных людей – в трудные моменты жизни искать духовную поддержку в православных молитвах и не просто молиться, а молитвенно петь: «На молитву, шапки долой!» Молились с верою, находя в молитве отраду. Вдохновенно, с глубоким чувством пели родной казачий гимн: «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон...» [1].

Сергея Жарова, хорунжего 3-й Донской дивизии, неслучайно назначили организатором хора и его регентом. Он был выпускником Синодального училища, получил прекрасное музыкальное образование, пел в Синодальном хоре, издревле славившимся своими православно-певческими традициями. Сергей Жаров вспоминал: «С Синодальным хором, в котором я пел до четырнадцатилетнего возраста, я побывал в Вене, Дрездене и на выставке искусства в Риме. Часто стоял на эстраде тех же концертных залов, в которых мне впоследствии суждено было управлять своим собственным хором» [1].

В землянках, которые вырыли и жили казаки, начались репетиции и спевки и свой первый молебен хор споет в 1921 году на праздник Святителя Николая.

Из воспоминаний Жарова: «В маленькой тесной землянке началась работа хора. Ноты писались от руки на дешевой бумаге. Все составлялось по памяти. Я занялся первыми аранжировками. Певцы в большинстве своем были офицерами и многие из них еще до сегодняшнего дня поют у меня в хоре. Командир Донского корпуса, генерал Абрамов, покровительствовал нам. Он часто интересовался нашей работой и нередко приглашал хор к себе в штаб, в деревушку Хадем-киой, в десяти километрах от Чилингира. При одной из таких прогулок мы попали в страшную бурю. Промокшие до костей, мы добрались домой и долго не могли отогреться. Некоторые из хористов еще долго после этого кашляли и жаловались на боль в горле. Но делалось все это охотно в полном сознании своего долга. Работа кипела. Шли регулярные спевки. Репертуар богател. А между тем по лагерю циркулировали слухи об отъезде частей на незнакомый, таинственный, остров Лемнос» [1].

Из Чилингира казаков в марте 1921 года перевозят на греческий остров Лемнос. Жизнь на острове тоже была тяжелой. Но возникший казацкий хор под управлением Жарова продолжает занятия и радует своим молитвенным пением на богослужениях. Постепенно в репертуаре хора появляются народные песни, и он дает концерты не только для своих казаков, но и для англичан, французов, греков.

Сергей Жаров об этом этапе жизни хора: «Сильно привлекала казаков старая мудросская церковь, которую греки отдали в распоряжение русского духовенства. В этой церкви на русском языке по русскому обряду совершалось богослужение – всегда с участием казачьего хора. Приближалась Пасха, самая грустная в моей жизни. В четверг на Страстной неделе в церкви пел соединенный хор – наш и лемносский. Хор имел большой успех у населения города. Чтобы ответить культурным запросам лагеря, время от времени устраивались представления под открытым небом. На эти представления приглашались и англичане, имевшие на острове свою военную базу. Гвоздем программы являлось хоровое пение. Здесь пел и наш хор, приводя в восторг холодных англичан мелодиями русских песен. На спектакли приходили и французы, служившие нам на острове охраной, и греки, и чернокожие.

На Лемносе я много работал над репертуаром хора, готовясь к переезду в славянские страны, о котором внезапно заговорили на острове.

Возможность этого отъезда зарождала во мне новые мысли. Я мечтал о выступлениях хора в больших соборах православных стран. К себе и хору я предъявлял все большие и большие требования и упорно продолжал начатую работу, аранжируя новый репертуар и постоянно устраивая спевки. Хор стал для меня целью жизни» [1].

«Хор стал для меня целью жизни», – признается Жаров и остается верен себе до конца своих дней. После острова Лемнос казаки приехали в бургаский порт в Болгарии, где хор казаков дал свой первый концерт. «Высадившись в Бургасе, хористы решили подработать, устроив первый концерт на болгарской территории. Соорудили огромные плакаты и сами разносили их по городу, зазывая публику к вечернему представлению. В маленьком портовом городе Бургасе имели первый серьезный успех, выручив за концерт 240 лев, то есть 8 германских марок или два доллара» [1]. Желая сохранить хор, начальник дивизии предложил ему остаться при штабе в Софии. Но не все певцы хотели расставаться со своими частями. Так возникла опасность распада хорового коллектива.

Начальник дивизии по-прежнему покровительствовал хору и предложил ему остаться при штабе в Софии. Вот как об этом вспоминал Жаров, для которого хор был главным смыслом его жизни: «Хору грозила опасность рассыпаться. Я просил, убеждал, настаивал. Я горячо верил в будущее нашего молодого хора. Но не было этой веры у певцов...

Нам помогли начальник дивизии генерал Гусельщиков и бывший российский посланник А.М. Петряев, обещая всемерно поддерживать хор. Мои сотрудники уступили и только очень немногие покинули нас. Хор был спасен! Как я тогда уже любил этот хор! Как я дрожал за его существование!

В первое воскресенье мы пели в маленькой церкви при русском посольстве. После службы нам предложили остаться при ней в качестве постоянного церковного хора. Пришлось задуматься. Церковь нам не могла обеспечить существования. Приход был слишком мал и беден. Хор встал перед необходимостью зарабатывать себе на существование физической работой, так как части по мере устройства на работы постепенно лишались продовольственного пайка. Предложение церкви было принято, но было решено параллельно зарабатывать на жизнь… По вечерам, несмотря на усталость после работы, хористы продолжали спевки, а по воскресным дням хор по-прежнему пел в посольской церкви. Отношение болгар было хорошее. Участие хора в богослужениях привлекало массу народа. Интерес к нему возрастал» [1].

Далее С. Жаров сообщает, что летом хору поступило предложение, спеть духовный концерт в кафедральном Софийском соборе: «Предложение это было, конечно, с радостью принято. Этот собор – подарок России в память освободительной войны – вместил почти пять тысяч молящихся в день нашего выступления. Концерт прошел при гробовой тишине. В соборе были в большинстве русские, тоскующие по оставленной ими Родине. Во время богослужения было пролито много слез, много пережито. Успех концерта окончательно толкнул меня на решение освободить хор от физической работы и дать ему возможность зарабатывать концертами. Первым значительным концертом этого рода было выступление хора в Софийском свободном театре. Кроме нас, в этом концерте участвовали такие крупные русские артисты, как Запорожец и Князев. Выступления наши проходили с большим художественным успехом, но в материальном отношении мы находились на прежнем уровне. Тем не менее, хор уже стоял на ногах. Начало было положено. По-прежнему находясь на службе при посольской церкви, мы устраивали различные концерты, которые давали нам возможность кое-как существовать» [1].

Жаров упорно хотел вывести хор на профессиональный концертный уровень, поэтому принял приглашение приехать во Францию на завод Монтаржи: «Нам помог донской атаман, помогла Лига наций, помогла Церковь» [1]. Добравшись до Вены, хор решил дать концерт. «Представитель Лиги наций заинтересовался хором и представил его директору концертного бюро в Вене Геллеру, – продолжает Сергей Жаров. – Геллер – симпатичный живой старик, предложил нам пробный концерт в помещении концертной дирекции» [1]. Первое выступление перед изысканной венской публикой было очень волнительным.

«И вот эта дверь открылась. Один за другим хористы проходили на эстраду, многие из них осеняли себя крестным знамением, – вспоминает Жаров. – Залитые светом, встали они привычным полукругом. Очередь была за мной. Я остановился в дверях. Припадок страшной слабости сковал мои члены. Потеряв над собою власть, я не слышал, что аплодисменты, приветствовавшие хор, уже замолкли… И вдруг, как тогда перед нашим отъездом в Болгарию, мне хотелось убежать, убежать куда попало... Спрятаться от целого света. Забыть, что я Жаров, что хор мой стоит на сцене и ждет моего появления. Глухой шум покатился мне навстречу. Я понял, что встречали меня. Как сквозь туман, увидел я перед собой переполненный зал и близко, почти у самой эстрады, лица нарядной публики первых рядов. Тогда вдруг дошло до моего сознания, как бедно я был одет, что через большую дыру моего ботинка, напоминая о жалком прошлом, виднелась белая, военная портянка. Болезненно сжалось от стыда сердце... Обрывки мыслей проносились в моей голове, обгоняя друг друга, и вдруг ясно, совсем ясно, я вспомнил этот зал и эту эстраду. Здесь, много лет тому назад, еще маленьким мальчиком, я стоял в рядах синодального хора. Поборов стыд, робость и воспоминания, я поднял руки. Хор замер. В зале наступила гробовая тишина. «Тебе поем, Тебе благословим, Тебе благодарим и молимтися, Боже нашъ!» С. Рахманинова – хор звучал, как орган. Вся горесть предыдущей страдальческой жизни трепетала в его аккордах. Так хор еще никогда не пел! Так никогда еще не переживал... Последние звуки прекрасного церковного напева вдохновенной музыки Рахманинова еще звучали в застывшем зале, когда я опустил руки. Нарастающей шум аплодисментов и криков одобрения разбудил меня к действительности. А действительность предстала передо мною в лице моих хористов, стоявших на эстраде огромного европейского зала в оглушительном шуме аплодисментов и в удовлетворенном сознании достигнутого. Я повернулся. Что-то сжало мне горло. В мутной пелене поплыл передо мной зал. Слезы радости и волнения окутали все туманом. Опять дирижировал. Опять заставлял замолкнуть все... Опять слышал аплодисменты. Кланялся, благодарил. Программу концерта провел, как во сне...Тогда еще никто не знал, что этому хору будет суждено петь на эстрадах всего света, что песни его, впервые прозвучавшие среди унылой природы лагеря смерти, будут поняты и оценены избалованной публикой концертных залов Европы, Америки и Австралии, давно забывшей войну, лишения и голод или даже вовсе не узнавшей их» [1].

Хор бедно одетых казаков, в залатанных гимнастерках, у некоторых не было даже сапог, только обмотки на ногах, поразил своим пением сытую аристократическую публику Вены 4 июля 1923 года.

Много будет потом концертов и выступлений, но секрет первого большого выступления содержался, видимо, в том, что певцы-казаки не просто пели, а, перенеся всю тяжесть лишений, встретившись со страданиями и смертью, молились. И эта искренняя молитва, передававшаяся людям иной веры, иной культуры, не могла оставить равнодушным не одно человеческое сердце. Казаки пели не только голосом, они пели душой.

«Господин Жаров, Вы будете петь с Вашим хором не один раз, а тысячу раз!» – передо мной стоял сияющий директор. Потом я узнал, что хор был на два месяца ангажирован для Венеции, провинциальных городов Австрии и Чехословакии. А впереди стояла перспектива швейцарского турне. Быстрее, чем мы предполагали, представилась возможность выписать из Болгарии наших оставшихся сотрудников. Физическая работа могла быть теперь забыта. Я был так счастлив в эти минуты успеха, и если был на свете еще человек, кроме моих хористов, который меня понимал и со мной искренно делил мою радость, то это был старый, милый концертный директор Геллер, для которого моя радость была больше, чем материальный успех дела» [1].

Почему хор Донских казаков на протяжении многих десятилетий оставался удивительным певческим коллективом? На этот вопрос ответил сам Жаров: «Все мы всегда были друзьями в хоре. Мы остались ими и по сей день. Наша тесная дружба, возникшая еще в армии, выдержала все невзгоды, которым мы подвергались. Мы не разошлись и не рассыпались, когда мы голодали. Мы живем сплоченной семьей и теперь, когда годы нужды и бедствий минули. У нас одно общее прошлое. Одна общая цель впереди. У нас одна общая вера, один общий идеал» [1].

Сначала Жаров сам делал аранжировки для хора, а потом и русские композиторы – К. Шведов и А. Гречанинов, Н. Шведов и другие. «Работу по созданию нового репертуара я всецело взял на себя, аранжировки духовных вещей, исполняемых хором, принадлежать без исключения мне, – отмечает дирижер. – Аранжировки светских вещей большей частью сделаны также мною, небольшая часть сделана А.Т. Гречаниновым и И.А. Добровейном» [1].

Оставаясь по сути бессменным руководителем хора, Жаров расширил диапазон мужского хора введя басов-октавистов и дискантов, что позволило разнообразить тембровую окраску: «Построив свой хор уже раньше на новых принципах, я ввел в него подражание струнному оркестру, и венские концерты мне показали, что я был на правильном пути... Между тем, я давно заметил, что достигал особого эффекта, когда заставлял, например, одну половину хора петь с закрытым, другую половину с открытым ртом. Введение фальцетов значительно расширило диапазон хора, придав ему свежесть. Развивая партии первых теноров (фальцетистов) до предела ми второй октавы и опираясь на партии вторых басов (октавистов), удалось дать хору звучность смешанного хора» [1].

Произведения певцы разучивали кто по слуху и по памяти, остальные по нотам. Большую часть репертуара составлял церковные песнопения. Первая часть концертов неизменно начиналась с православных песнопений. Во втором отделении были сюиты, кантаты, плавно переходившие к народным казачим песням и романсам.

Поддерживал хор и помогал ценными советами Жарову С.Рахманинов. Жаров вспоминал: «При другой встрече мы долго говорили с Рахманиновым о Синодальном училище.

От него я получил указания, касающиеся дирижирования хором. «Не размахивайте руками, – говорил он. – Чем короче движения, тем у Вас больше возможностей усиливать звук, увеличивая постепенно движения. Только короткие движения производят впечатление на хор». Указание Рахманинова я усвоил. Я сократил движения до минимума, придав им больше выразительности и помогая себе мимикой. В отношении репертуара и композиции мне Рахманинов также дал несколько ценных указаний, окончив их следующими словами: «Вы должны быть смелее в отношении аранжировки. Способности у Вас есть. Делайте все сами, специальных аранжировок для мужского хора нет. Каждый раз, когда я бываю в городе, где находится С.В. Рахманинов, я неизменно посещаю его, чтобы пополнить мой опыт его указаниями и чтобы новые работы подвергнуть критике моего великого соотечественника» [1].

Многие произведения С. Рахманинова исполняли Донские казаки на концертах.

Будучи воспитанником Синодального училища, жаровский хор поддерживал традиции дореволюционного церковного народного пения. Эти традиции, к сожалению, были постепенно насильственным образом утеряны в советской певческой культуре, сохраняясь локально в хоре Свешникова и хоре Александрова, кстати тоже выпускников Синодального училища.

В отличие от советских хоровых коллективов, хор Жарова мог исполнять церковные песнопения. Они включались в каждую концертную программу. Будучи на гастролях, жаровцы всегда находили время и возможность петь в местных православных храмах на богослужениях. Православные песнопения были сущностью их певческой жизни, их стержнем, ядром, душой их певческого коллектива. И конечно, слушая выступления хора Донских казаков, люди разных национальностей, посредством погружения в мир православных песнопений знакомились с русской православной культурой. И это была миссионерская работа хора. Певцы не просто пели, они молились. И эта искренняя молитва через пение не оставляла и не оставляет никакого человека равнодушным.

Все произведения исполнялись а капелла, то есть без сопровождения инструментов. Жаров работал над тем, чтобы голоса певцов, где требовалось в произведении, изображали музыкальные инструменты, акустически создавая впечатления оркестра.

Хор выступал по всему миру: Германии, Швейцарии, Франции, Италии, Испании, Голландии, Англии, Австралии, Новой Зеландии, Японии, Северной Африке, Америке, скандинавских странах. Вот только на своей родине, в России, для хора двери были закрыты. Одной из заветных желаний хористов и С.Жарова было спеть на родине.

В 1926 году хор поехал с выступлениями в Латвию. Встреча хора народом была удивительной. Из воспоминаний Жарова: «На Рождестве традиционные концерты в Дрездене, затем север Германии и, наконец, долгожданная поездка в Латвию.

Почему мы так радовались этой поездке? – У нас было на душе так, как будто мы ехали на Родину. Бывшая частица России, которую многие из нас знали, стояла перед нами, как нечто заветное и дорогое. Залы были переполнены до отказа. А на улице перед театром толпились те, кому не удалось достать билета. Они все еще надеялись как-нибудь пробраться на концерт, и некоторым из них это тяжелой ценой удавалось.

В один из воскресных дней хор пел литургию в кафедральном соборе. Огромный собор не мог вместить и трети всех собравшихся на богослужение. После службы архиепископ Иоанн благословил хор иконой.

«Пойте же всему миру», – закончил он свое обращение к нам. В службе также участвовал приехавший из Эстонии настоятель Печерского монастыря епископ Иоанн. От имени монастырской братии он приветствовал хор… При отъезде хора из Риги полиция опасалась новых скоплений народа. Чтобы отвлечь внимание русского населения, не было объявлено, с какого вокзала уезжают казаки.

Но перед отелем уже стояла огромная толпа, игнорируя запреты полиции. Загремело «ура», подхваченное со всех сторон. Где-то прозвучало мое имя, имя хора.

Мы с трудом пробрались через дорогу, направляясь к вокзалу. За нами устремилась толпа. Полиция была бессильна против напора.

Поезд тронулся. Проезжая маленькую товарную станцию, недалеко от Риги, мы увидели бесчисленное количество людей, махавших нам на прощание и провожавших нас громкими криками... Станция давно пропала из виду, а в ушах у нас все еще звучал этот крик, восторженный и громкий» [1].

Пение жаровцев восхищало людей не столько мастерством, они пели искренне, вкладывая все свои душевные силы. В первом составе хора девяносто процентов были казаками и офицерами, они прошли через страшные испытания, им был закрыт путь домой. На родине, которую они любили, их считали идейными врагами, исполняя церковные песнопения, русские песни они общались с любимой родиной, со своей Россией. Тем более, что долгое время они были бесправными скитальцами и только в1939 году получили американское гражданство.

В репертуар хора входили: духовные песнопения (песнопения литургии, панихиды, Святой Пасхи), русские народные песни («Очи черные», «Байкал» (сибирская песня), «Соловей, пташечка...», «Двенадцать разбойников» (легенда), «Вдоль по улице метелица метет», «Вдоль, да по речке»), романсы («Гори, гори, моя звезда», «Вечерний звон», «Я помню вальса звук прелестный»), казачьи песни («Засвистали казаки», «Казаки в атаке», «Сигнальный марш», «Славим Платова герои»).

За многолетний путь своей творческой деятельности с 1921 по 1979 годы хор дал около десяти тысяч концертов. К 1960 году он записал весь церковный круг песнопений. Пластинки с записями хора издавались в Европе, Америке, Японии миллионными тиражами. В настоящее время их записи доступны и в России.

Донские казаки Жарова своим пением покорили весь мир, но никогда не забывали свое отечество. В годы II мировой войны участники хора выступали для союзников, понимая, что хоть и советская, но Россия это их родина. Выступая на разных мировых сценах, они никогда не забывали, что они русские, что через концертную деятельность они имеют возможность познакомить весь мир с русской музыкой, с православным пением. Американская Православная Церковь, начало которой было положено русскими миссионерами, удостоило хористов грамоты «за миссионерские труды по распространению по всему миру красот русского церковного пения». Умер Жаров в 1985 году. До конца своих дней он оставался русским человеком и горячо любил свою родину. Его заветным желанием было спеть «Верую» хором Донских казаков «у себя на Родине, на русской сцене, перед своим народом, забыв годы изгнания...

Список литературы

1. «Ах, Донцы – Эх, Молодцы» Ч.1.,Ч.2 Интернет ресурс https://pravoslavie.ru/131.html (Дата обращения 02.02.2022).

2. Русский хор, которого не слышала Россия: о Жарове, казачьем пении и победоносном шествии русской песни по земному шару. // Портал журнала «Фома» https://foma.ru/russkiy-hor-kotorogo-ne-slyishala-rossiya.html (Дата обращения 02.02.2022).

3. Цыплакова С.М. Земное и небесное: этапы секуляризации русской духовной музыки/Д. А. Цыплаков, С.М. Цыплакова//Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. – 2011. № 5-4. С. 204-207.

 «Живоносный Источник» №1 (20) за 2022 г.