Иеромонах Мефодий (ЗИНКОВСКИЙ). Беседа о прощении и любви

УДК 234.14

ORCID - 0000-0001-5221-544X

Иеромонах Мефодий (Зинковский)

доктор богословия, кандидат технических наук,

Русская христианская гуманитарная академия

г. Санкт-Петербург

БЕСЕДА О ПРОЩЕНИИ И ЛЮБВИ

Аннотация. Статья посвящена рассмотрению феномена христианского прощения как повседневной задачи Великого поста и как целожизненной установки христианина в его движении к Богу. Задача прощения сводится к глубоким духовным корням, связанным с богословским фактом единства всего человечества, и с выстраиванием человеческих личностных отношений, основанных на отпущении обид и сердечной «упрощенности». Начальный аспект прощения состоит в усилии духа умиротворить, упростить ситуацию, а другой связан с молитвой об обидевшем, состраданием к нему и покрытием его ошибок любовью. В изливающейся, жертвенной любви, положенной в основание любых личностных отношений, мы можем найти путь к решению задачи прощения и простости нашей души.

Ключевые слова: прощение; простость; единение; любовь; кенотичность; личностные отношения; Христос; человек.

Прощение как задача Великого поста

Близится Великий пост, в канун которого в православных храмах традиционно совершается Чин прощения. В Евангелии Господь не раз говорит нам о прощении, например, в словах молитвы «Отче наш»: «и остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим» (Мф 6. 9-13). О прощении упоминается и в притче о немилосердном должнике (Мф 18. 23-35), которому много простили, а он потом не простил немножко своему другу, за что хозяин, простивший его, истязывает с него все до последней копейки. То есть какой мерой мерим, такой мерой и нам возмерится (Мф 7:2) – эта тема в Евангелии звучит очень часто.

Тема прощения – одна из центральных тем богослужения Прощеного воскресенья, и это прощение важно осмыслить как не столько умственное, сколько сердечное действие. Мы не только должны подумать о прощении всех, но и сердце наше должно отпустить. А если быть честными, то это не всегда у нас получается, и есть люди, которые для нас все равно остаются тяжелыми. Иногда замечаешь, что человек на человека даже не может смотреть вполне открыто, а значит, в сердце у него нет прощения. И хотя формально кажется, что отношения складываются нормальные, полноценный открытый взгляд на другого не получается. Значит, есть что-то в нашем сердце, что мешает простить.

Прощение, с одной стороны, это задача Прощеного воскресенья, а с другой – прощение можно рассматривать как задачу всего Великого поста. Если на нашем сердце к Пасхе будет хоть немножко легче, если сможем с открытым сердцем смотреть на окружающих, если сердцем будем ближе к прощению, то Пасха будет более сродна нашему сердцу. Если мы проанализируем свою жизнь, то можем заметить, что часто празднуем Пасху внешне, радуемся концу поста светлым, торжественным богослужениям, радостным песнопениям, но сердце наше по-настоящему не освобождено. Поэтому задача дней Великого поста – не столько диетическое воздержание и не столько какие-то внешние вычитки правил, канонов и псалтири. Хотя все это тоже имеет значение, это –технические средства, помогающие нам увидеть себя в свете нашей немощи, немножко более истонченной плоти и приникания умом к текстам Священного Писания. Но все-таки главное в Великом посту – то что, будет происходить с нашим сердцем, изменение сердца – это наша задача на пост.

Этимология слов «прощение», «простить»

Если задуматься об этимологии слов «прощение», «простить», то в основе своей они имеют корень «прост», слагающийся из приставки «про» (от древнего корня «пр» в словах «перед», «переть», «прямо») и корня «ста» (в словах «стать», «стоять», «stand» и «stehen»). Слова «прощение» и «простить» образованы от древнерусского прилагательного «простъ», соответствующего нашему «простой» и означающего «прямой, несогнутый, прямо стоящий, ничем не искривленный, неиспорченный, неотягощенный». Эти древнерусские значения сохранило современное польское слово «простый». Таким образом, «простить» означало «выпрямить», «сделать свободным, освободить», а «прощение» понималось как «сочувствие, сострадание, снисхождение» и даже «исцеление», подразумевало простоту, простость в отношениях, некое отпущение [1; 5, с. 275–276; 9, с. 387, 380].

В нашем богослужении слово «пр о сти» звучит в возгласе «Премудрость, пр о сти!», что означает «станем прямо, выпрямимся», в духовном смысле – «сбросим с себя груз обид и помыслов». Старинное выражение «простоволосый» означало, что волосы у человека распущены, не собраны. Быть простоволосым, опростоволоситься – считалось грехом. И если девушка вышла с распущенными волосами, так называемой «гривой», что сейчас считается красотой, то раньше это считалось стыдом. Таким образом, корень слова «прощение» – «прост» – означает некую отпущенность, не в смысле распущенности греха, а отпущенность каких-то ситуаций, отпущенность старых обид, некую сердечную упрощенность. Ведь когда мы не можем просто смотреть на человека, значит, у нас в сердце есть какой-то барьер, заноза, какой-то нарыв в общении с этим человеком. Если мы это отпускаем, то наше сердце успокаивается и это напоминает ровную поверхность озера во время штиля. Появляется умиротворенность, простость, некая свобода.

Единение и любовь как основания прощения

Свободе греховной, когда человек распущенно себя ведет, можно противопоставить свободу духа, когда человек внутри чувствует освобожденность от скованных ситуаций, отпущенность обид, неких уз в сердце, не дающих свободно общаться, просто, по-детски, легко смотреть на ту или иную ситуацию, которая была и до сих пор не развязалась как сложный узел, перетягивающий артерии и сосуды в душе. Эта отпущенность в духовном смысле означает расставание со всеми обидами и проблемами, которые между нами существуют. Поэтому прощение – это, по сути дела, некое благотворение для нас самих. Мы сами себе благотворим, если делаем душу более умиротворенной, свободной от связывающих ее уз.

Ведь, по большому счету, если размышлять богословски, то мы между собой едины. Предположим, мы считаем, что какой-то человек плох, и не можем ему простить, но, на самом деле, он – наш брат или сестра, не по абстрактному пониманию, не по символическому названию, а органически – этот человек с нами связан. И если он плох, то его «плохость» – это в том числе и наша с вами проблема.

Но если одна проблема заключается в том, что мы не можем к нему отнестись правильно, не можем его отпустить на свободу дальше жить, в нашем сердце остается заноза, то другая проблема состоит в том, что мы его как бы простили, но простили формально. Некоторые пытаются простить так: «я не буду больше про него думать». Но это не прощение. Прощение состоит в том, что мы должны понять, что плохое состояние этого человека, нашего брата или сестры – это проблема общечеловеческая, и мы не можем абстрагироваться от нее, мы должны за него молиться. Таким образом, одна часть нашего прощения состоит в том, чтобы отпустить, забыть, умиротворить, упростить ситуацию, сделать ее гладкой за счет усилия духа. Но важна и вторая часть –молиться за обидевшего человека как за самого себя. Эта вторая часть прощения связана с состраданием и с некоторым покрытием любовью ближнего, который, возможно, находится в очень неправильном состоянии. И, может, он не покаялся или считает нас виноватыми, но наша задача – воспринять его проблему как свою.

Такое прощение означает и некое впускание обидевшего в свое сердце уже на других условиях, не как предмет некой неприязни, но как человека, который дан тебе в жизни Богом для того, чтобы ты научился любви. Не той любви, которая говорит: «мне нравятся яблоки, потому что они вкусные», или «мне нравится этот человек, потому что он хорошо ведет себя со мной», а любви на кресте, любви, которая покрывает грех любого человека, которая готова понести труд за «того парня» или за ту сестру, которые в чем-то неправы, чем-то болеют. Это образ Христа.

Прощение как преодоление греха в человеческих отношениях

Известно, что в древних монашеских обителях в вечер Прощеного воскресения пелись песнопения Пасхи до слов «Христос воскресе», тропарь Пасхи опускался. Но в любом случае тема победы над смертью, выражаемая в словах пасхального тропаря «смертию смерть поправ», все равно звучала. Как некое устремление к Пасхе в начале поста, она означала не просто предвкушение торжества, которое будет приятным, неосознанно радостным, с интуитивным ощущением света, добра, тепла, но и устремление к победе над грехом, который есть в нашем сердце. Слова «смертию смерть поправ» осмысливались как некая сердечная Пасха, перехождение через рвы и гнойные язвы, находящиеся в нашем сердце, преодоление того зла, которое в нас есть (слово «Пасха», ивр. ‏פסח‏‎ [пэсах], в древнееврейском является пpоизводным от глагола, исторически постепенно приобретшего смысл «пеpескочить через что-то», «оставить нетронутым» [2]). И прежде всего это преодоление связано с нашими отношениями друг с другом. Человеческий грех завязан на отношениях – между братьями и сестрами, между родными и друзьями, родителями и детьми, в семьях, приходах, обителях, коллективах и так далее.

Если мы посмотрим, какие самые тяжкие грехи в списках церковных, то увидим, что они связаны с предательством. Предательство отношений между людьми, предательство Христа Иудой, предательство жены мужем или мужа женой, предательство дружбы, предательство веры, – всё это личностные отношения, переступление через человека и поставление выше этих отношений чего-либо другого: либо денег, либо славы, либо собственного человеческого «достоинства», либо своей воли, настаивания на своем.

Прощение и христианское исповедничество

Преподобный Нил Мироточивый рассказывает историю из Житий святых , как два христианских мученика долго испытывались язычниками [3]. А язычники, как правило, мучили христиан долго – с целью истощить их терпение, ждали пока человек все-таки сломается. История Церкви знает довольно много мучеников, которых истязали месяцами. Например, мучения святого великомученика Георгия Победоносца продолжались почти полгода. Многие святые во время мучений получали исцеления, и их снова продолжали мучить. И вот два мученика-друга, Никифор и Саприкий, тоже проходили подобный марафон мученичества: изо дня в день их вытаскивали из тюрьмы, спрашивали, не передумали ли они, и продолжали мучить, а они терпели. Но в один день, не очень прекрасный для одного из них, друзья поссорились в тюрьме, по какому-то вопросу у них возникло разногласие. Но потом к утру Никифор попросил прощения у Саприкия, а Саприкий не попросил. И когда они вышли на очередное мучение, то Никифор, попросивший прощения, продолжал терпеть, у него была духовная сила, а Саприкий практически сразу сломался, сказал: «Все, я больше не могу, давайте я принесу жертву, отпустите меня». Благодать Божия сразу отступила от Саприкия за то, что он не попросил прощения и не примирился с братом во Христе. Это яркий пример того, что даже мученический венец может быть утерян и много дней тяжелейших страданий могут быть совершенно обесценены, как только отсутствует прощение, как только в человеческом сознании возникает мысленное препятствие: «моя воля ценнее наших отношений». Личные отношения с братом во Христе были попраны одним из мучеников, и в результате он попрал вместе с ними свою веру, свое христианское достоинство и верность Христу, стал отступником.

Связь личностных отношений между людьми и христианского исповедничества

Личностные отношения для нас должны быть первичными. Если мы считаем, что имеем право иметь с кем-то плохие отношения, можем кого-то ставить ниже себя, просто потому что он «плохой» по каким-то причинам, то мы глубоко ошибаемся и уже являемся предателями, находимся на грани преступления нашей веры. Приведенный рассказ из Житий святых выводит предательство личностных отношений с братом именно на эту грань. Возможно, что у Саприкия было много причин отречения от Христа, сейчас бы сказали: в результате психологического истощения, физической немощи, депрессии человек не выдержал. Но, не дав брату прощения, человек не просто не смог выстроить отношения с ним, он не смог остаться верен Христу, стал вероотступником. В древней Церкви считалось тяжелейшим грехом, когда человек отступал от Христа. Были некоторые крайние представления, что таких людей вообще нельзя принимать в Церковь обратно. Другие правила разрешали им вернуться к Причастию только перед смертью. Такова взаимосвязь личностных отношений со Христом и с окружающими нас людьми.

Вопрос прощения сводится к очень глубоким духовным корням, связанным с необходимостью выстраивания христианских личностных отношений с любым человеком, с которым нас свел Бог. Если этот человек не хочет строить отношения с нами, мы должны внутренне за него молиться, не держать ничего плохого на него и всегда себя контролировать – если у нас на сердце есть обида, то мы находимся на грани глубокого греха.

Люди и, к сожалению, в том числе православные, часто себя оправдывают, говоря: «Все люди – нормальные, но этого человека не могу терпеть». Вспомним, что об этом говорил преподобный Силуан Афонский: «Кто не любит врагов, в том нет благодати Божией» [7, с. 303]. Вот как опасно, если мы не любим хотя бы одного человека, если не можем простить его и впустить в свое сердце, мы не сможем войти в Царствие Небесное. И эта задача оказывается гораздо глубже и важнее, чем нам может показаться на первый взгляд. Предположим, мы отмели все обиды: «Все свободны, я всех простил, вы можете больше не волноваться. Я пошел поститься, я пошел освящаться, я пошел причащаться, я буду восходить по небесной лествице, я буду читать, что писали об этом святые отцы, я буду читать Псалтирь, я буду приникать к таинствам церковным». Но если ты простил людей формально, если ты хотя бы немножко на них сверху смотришь и вырываешь себя из этого организма человеческой плоти и душевного единства, в котором мы составляем одно море человеческое, то ты не можешь быть христианином в полном смысле этого слова. И Пасха для тебя не может быть Пасхой.

Прощение как начало и конец спасения

Итак, прощение – это одна из основных задач поста. Мы должны работать над своими чувствами. Как только мы замечаем холодное чувство в нашем сердце или негативное воспоминание (мы сами себе в этом часто не готовы признаться, иногда это касается усопших, иногда – далеких от нас людей, о которых мы вспоминаем с тяжелым сердцем), то мы должны этим заниматься. Если хоть один человек вызывает у нас охлаждение, отторжение, не чувство любви, сострадания, жалости, милосердия, а негативные, хладные, темные или изоляционные чувства, желание не думать о нем, отвернуться и даже мысленно не вспоминать эту персону, то надо понимать, что мы с вами находимся в очень серьезной ситуации. Под вопросом стоит наше спасение и наша личностная вера во Христа. Не случайно две заповеди о любви к Богу и к человеку в Евангелии нерасторжимы (Лк 10:27; Мф 22:37-39), они постулируются как двуединое основание спасения. Ведь если рассуждать по-зилотски, кажется, что все-таки Бог впереди, а люди потом, и Бога надо любить больше, чем людей. Но Господь так не говорит, Он ставит эти заповеди вровень, и они оказываются равнозначными. По этому критерию любви к ближним оценивается любовь к Богу, по личностным отношениям с людьми вокруг нас оцениваются личностные отношения с Богом. Отношение к любому человеку тождественно отношению ко Христу. Любой человек – наш брат, и любой человек был искуплен Христом на кресте. Об этом и апостол Иоанн Богослов пишет в Соборном Послании : «Кто говорит: "я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец» (1Ин 4:20). И, к сожалению, такого обмана в наших душах очень много.

Прощение – не просто некая стадия, пройдя которую, мы можем потом спокойно подвизаться над спасением себя любимого. Нет, это начало и конец спасения, потому что, как правило, прощая, мы прощаем не до конца. И если наш подвиг не ведет к большему прощению, к большей простоте, отпущенности, к большей любви к ближнему – значит наш подвиг бессмыслен.

Для Бога действительно не окажется важным, как говорит святой Серафим Саровский в беседе «О цели христианской жизни», какие инструменты, какие духовные приемы мы применяли в нашем движении ко Христу. Пусть это пост, молитва, милостыня, все, что угодно, но если эти средства не ведут к увеличению в нашем сердце любви, которая постулируется равной к Богу и к человеку, если мы не стяжеваем Духа Святого, то мы оказываемся безумными, неизвестными Богу людьми [4, с. 171].

Христос может сказать нам, как юродивым девам: «Не знаю вас» (см. Мф 25:1-13), и это не будет метафорой. Христос не знает этих людей, потому что они совершенно чуждого Ему духа. Они думали, что они движутся ко Христу, как скажет преподобный Серафим, это были девы, которые пытались ночью не спать, ждали Спасителя. Почему же такая строгая оценка, почему Христос затворяет перед ними двери? Дело не в их глупости, не в недостатке аскезы, вопрос в том, что это люди совершенно другого духа, и Христос находится, образно говоря, в другом мире. Юродивые девы не поняли, какого духа Христос. Как это страшно, ведь это может отнестись к христианам, которые окажутся этими юродивыми девами, они ходили в храм, они перед Христом ели и пили, как сказано в Евангелии, и «на улицах наших учил еси» (см. Лк 13:26). «Мы слушали Твое Евангелие, мы, может быть, даже цитировали Тебя, мы ссылались на Твои тексты, на тексты Твоих святых». Но Господь может сказать: «Вы все это делали, как люди, которые не знают Меня». Это как раз вопрос личностных отношений. «Вы не выстроили эти личностные отношения ни с людьми, ни со Мной». Они скажут, как в этой притче: «Как же, мы Тебя не видели, Ты никогда нам не попадался, только какие-то люди попадались, но Ты-то здесь причем?» А Господь ответит: «Как вы сделали это одному из сих меньших, то сделали Мне» (Мф 25:40). Еще раз подтверждается: любовь ко Христу и любовь к человеку – абсолютно тождественные понятия. В нашем сердце, мы честно должны себе признаться, этой любви мало, мало любви к людям, а тем более, мало жертвенной любви.

Попросим Бога, чтобы во время поста Он помог нам увидеть себя в нашей жестокости, персональной безответственности, личностной разболтанности, когда мы позволяем себе насмехаться, плохо говорить о ближних, говорить друг другу колкие вещи. Все эти действия направлены против любви, а значит, и против Христа. И Христос может сказать нам: «Зачем вы говорили колкости? Я не сказал ни слова тем людям, которые Меня пригвоздили ко Кресту. Я просил Отца: "Отче! прости им, ибо не знают, что делают” (Лк 23:34)». Это дух Христа. Но разве мы имеем такой дух? Нас никто не распинал, к нам просто, может быть, кто-то не очень хорошо относился, и мы молимся так за этого человека – «Отче, он не понимает, что он делает, прости его»? Есть ли у нас такая широта души? Если да, тогда мы близки ко Христу. А если нет, то мы можем оказаться в числе юродивых дев. Может случиться страшная история: человек посвятил свою жизнь Богу, подвизался, соблюдал девство, а потом у дверей Царства Небесного оказалось, что он – инородное Христу существо. Ведь даже если бы этих юродивых дев Христос взял к Себе, то им было бы с Ним очень плохо.

Хотелось бы, чтобы с нами так не случилось. Мы любим прикрывать свои грехи, сглаживать эмоции, говорить: «Ничего страшного, я просто пошутил». Но почему твоя шутка была болезненна для другого человека? Неужели мало боли в этой жизни? Почему твоя шутка не была смягчающей, приводящей ближнего к улыбке? Почему ты заставил человека испытывать боль? Это – твое делание в этом мире? Тогда ты не связан со Христом. Ты делаешь дело бесов, которые причиняют человеку боль, разрушают и демотивируют жизнь, пытаются привести к самоубийству, расстраивают личностные отношения духовников с чадами, детей с родителями, ссорят друзей, братьев и сестер, разрушают семьи, приходы, монастыри. Все эти разрушительные дела, приносящие боль, скорбь, страдания, недоверие, страхи, совершают бесы, и мы в них часто участвуем, даже не замечая этого.

С лингвистической точки зрения слово «прощение» связано еще с одним фрагментом в Евангелии, где Христос говорит апостолам о власти вязать и решить: «Что вы свяжете на земле, то будет связано и на небе, и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе» (Мф 18:18). «Вязать» или «связать» –соединить личностные отношения, например, двух людей или человеческих общин. «Решить» или «разрешить» – развязать какие-то узлы в душах и умах человеческих, это близко к теме простоты, простости, отпущенности грехов.

Кенотичность христианской любви, любовь и жертвенность как взаимосвязанные понятия

Еще и еще раз будем честно инспектировать себя: сколько в нашем сердце любви к другим людям и что это за любовь – любовь самолюбивая или любовь, готовая к самоотдаче? Готовы ли мы жертвовать собой ради других? Наш пост должен состоять в стремлении к кенотической, как скажет архимандрит Софроний (Сахаров), изливающейся, неистощимо самоистощающейся (от греч. «κενόω» – изливаться, опустошать), по образу Божественных Лиц, любви [8, с. 61; 6, с. 250].

В ветхозаветной книге Песнь песней Имя Божие сравнивается с сосудом мира, который упал и разлился, и его благоухание заполняет все помещение – как «миро излиянное Имя Твое» (Песн 1. 2). Ведь Имя Божие – это святыня, по ветхозаветным законам его нельзя было даже произносить, и вдруг оно здесь сравнивается с разлитым миром. В этом сравнении выражается кенотичность Бога, драгоценное миро полностью излилось, сосуд опустошился. Потому что Господь настолько милосерд, что Он отдает Себя даже в своем Имени. Любые люди на улице могут проклинать Христа, и их не поражает молния. Люди могут использовать Имя Божие во спасение, а могут вытирать ноги об это Имя, пока не пришел Суд Божий. Можно ходить по нему, а можно облагоухаться этим миром, нанести его на свое лицо и руки. Эта истощаемость, готовность отдавать себя все более и более явлена в Новом Завете, в Кресте Христовом, к которому мы будем приближаться Великим постом, в Крови Христовой, к которой мы стремимся, чтобы освятиться.

Многие святые рассматривали Великий пост не просто как некую аскезу, а как подготовку к Страстной седмице, чтобы в эти дни достойно воздать хвалу и благодарность Господу, Который умер и воскрес за нас. Мы должны изливать вокруг любовь, и эта изливающаяся, истощающаяся любовь может отдавать себя не только ради Господа (потому что «ради Господа» красиво звучит и может вызвать тщеславие), но и просто ради другого человека. Проверим себя. В самых простых бытовых отношениях, в трамвае, в метро, при входе и выходе из храма, за трапезой, когда кто-то ведет себя не так, как нам нравится, изливаем ли мы любовь на окружающих людей? Вот артикуляция, расшифровка того, как в повседневности поста мы можем устремляться к решению задачи прощения и простости нашей души.

Литература:

1. Зализняк А.А. Происхождение слова «прощение». URL: https://www.youtube.com/watch?v=dXECHoY1-fA (дата обращения 29.01.2022).

2. Ринекер Ф ., Майер Г . Библейская Энциклопедия Брокгауза / Пер. с нем. М.: Российское Библейское Общество, 1999. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Spravochniki/biblejskaja-entsiklopedija-brokgauza/3142 (дата обращения 29.01.2022).

3. Святой Нил Мироточивый и его пророчества о последних судьбах нашего мира. URL: https://azbyka.ru/apokalipsis/svyatoj-nil-mirotochivyj-i-ego-prorochestva-o-poslednikh-sudbakh-nashego-mira/#n23 (дата обращения 03.02.2022).

4. Серафим Саровский, преп. Беседа о цели христианской жизни // Преподобный Серафим Саровский. Стяжание Духа Святого / Сост. и примеч. А. Н. Стрижева / Отв. ред. О. А. Платонов. М.: Издательство Институт русской цивилизации, Родная страна, 2014. С. 161–204.

5. Словарь древнерусского языка (XI–XIV вв.). В 9-ти т. / РАН. Институт русского языка; гл. ред. В. Б. Крысько. М.: Рус. яз., ЛЕКРУС, 2012. Т. IX.

6. Софроний (Сахаров), схиархим. Видеть Бога как Он есть. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь; Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2011.

7. Софроний (Сахаров), схиархим. Преподобный Силуан Афонский. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2011.

8. Софроний (Сахаров), архим. Таинство христианской жизни. Эссекс: Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь; Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева лавра, 2009.

9. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка / пер. с нем. и доп. О.Н. Трубачева. В 4-х т. М.: Издательство Прогресс, 1986–1987. Т. 3.

 «Живоносный Источник» №1 (20) за 2022 г.