Сайт Образование и Православие > Интернет-журнал > «Литературная столица» закабалённой России. (Неюбилейные размышления в год литературных юбилеев). Часть 2

«Литературная столица» закабалённой России. (Неюбилейные размышления в год литературных юбилеев). Часть 2


25.04.2021.

Алла Анатольевна Новикова-Строганова –

доктор филологических наук, профессор,

член Союза писателей России (Москва),

историк литературы

Алла Анатольевна Новикова-Строганова –

доктор филологических наук, профессор,

член Союза писателей России (Москва),

историк литературы

«Литературная столица» закабалённой России

(Неюбилейные размышления в год литературных юбилеев)

Часть 2

«Тьма, пришедшая с Мёртвого моря, поглотила ненавидимый инородцами город.

Пропал старинный русский город, как будто не существовал на свете.

Всё пожрала тьма, напугавшая всё живое в городе и его окрестностях…»

Не уберёгся от изуверского нашествия «торговой кабалы» и Тургеневский бережок, названный так ещё в XIX веке, – знаменательное место на высоком берегу Оки, где установлен памятник Тургеневу. На эту достопримечательность указал в своё время землякам-орловцам Лесков: «Отсюда, – писал Николай Семёнович, – знаменитое дитя впервые окидывало своими глазами небо и землю, и, может быть, здесь же было бы хорошо поместить памятный знак с обозначением, что в Орле увидел свет Тургенев, пробудивший в своих соотечественниках чувства человеколюбия и прославивший свою родину доброю славою во всём образованном мире».

Долгие годы фоном для памятника всемирно известному великому русскому писателю служила режущая глаз надпись «COCA-COLA» на ярко-красной тряпке, что моталась над торговой точкой, обосновавшейся здесь же – на Тургеневском бережке.

Торгашеская зараза перекинулась на родине Тургенева на его произведения. Их названия служат в Орле вывесками накинутых на горожан торгово-доходных сетей, что оплели город, словно гигантская паутина: «Тургеневский», «Бежин луг», «Малиновая вода»…

Невольно задаёшься вопросом: с какой целью к торговому центру прилеплено название «Тургеневский»? Ведь Тургенев-то торгашом не был. Он не может сейчас за себя постоять, вот и склоняется его светлое имя направо и налево – для прикрытия продажности, завлечения покупателей, особенно приезжих посетителей родины великого русского писателя. Не логичнее ли назвать торговый центр именем какого-нибудь известного в городе современного деятеля-торговца или в честь именитых купцов, живших в Орле: например, «Серебренниковский». Можно короче: просто «Серебряный». В этом случае название будет напоминать о вечном предателе Христа Иуде, продавшем Господа на муку крестную за тридцать сребреников. Но в Орле всё наоборот. Всё, как любил повторять Лесков, «шиворот навыворот» : областное управление культуры располагается в бывшем доме торговца, купца Серебренникова, а торговые точки орудуют под славными именованиями, похищенными из сферы русской духовной культуры. Прав был Лесков, утверждая, что у нас, в России, «что ни шаг, то сюрприз, и притом самый скверный».

И вот очередной «сюрприз» – «самый скверный» из скверных – не заставил себя долго ждать. Буквально перед 200-летием великого классика – были грубо попраны и гнусно опошлены заглавия его наиболее христиански одухотворённых великих романов, в основе которых неутолимая духовная жажда веры в Бога и бессмертие, тургеневское предчувствие «жизни бесконечной»для людей – как детей общего Отца Небесного.

«Дворянское гнездо» – так названо агентство недвижимости, открывшееся вблизи памятника Тургеневу. «Отцы и дети» стали названием «гастробара и винотеки». Расположилось это заведение не где-нибудь, а прямо напротив филологического факультета (по-нынешнему – института) Орловского государственного университета имени И.С. Тургенева (ОГУ в этом году отмечает 90 лет со дня создания). Руководство и преподаватели факультета и университета, как всегда, отмолчались, воспринимая случившееся как нечто должное или ничего не значащее. В то время как в этом безобразном явлении обнаруживаются не просто духовная и умственная неразвитость, невежество, безвкусица, пошлость. Здесь пик духовной деградации, цинизма, бессовестности, прямого издевательства и глумления над творческим наследием и памятью великого писателя в год его 200-летия!

Может быть, продолжая надругательство над всемирно известным тургеневским произведением, учредители и устроители гастрономически-питейного заведения доведут ситуацию до абсурда и будут использовать образы бессмертного романа для завлечения посетителей – выпивох и любителей побаловать свой желудок? Например, бармен примет образ утончённого аристократа Павла Петровича Кирсанова. Блистательная Анна Сергеевна Одинцова и загадочная княгиня Р. будут официантками. Простодушная Феничка – посудомойкой. Визгливый Ситников и «эмансипе» Кукшина – мастера устраивать бедлам – к примеру, подойдут на роли ресторанных музыкантов. Интеллигентный и сдержанный Николай Петрович Кирсанов будет швейцаром. «Бланманже» Аркадий Кирсанов и его невеста Катя станут зазывалами. Ну а главному герою романа Базарову – самому мощному по духу и физической силе – достанется роль вышибалы.

«Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно»… Здесь уже не край адской бездны, а самое её дно!

Ни Тургеневу, ни его наследникам и в голову не пришло бы делать из заглавий его произведений зарегистрированный товарный знак, «бренд», чтобы в дальнейшем никто не мог на него покуситься. Но теперь с юридически-формальных позиций всё вроде бы совершается на законных основаниях. Вот и пускаются эти названия на продажу, затаскиваются в торговый оборот, истрёпываются, опошляются лавочниками и торгашами. По действующему законодательству всё разрешено. Но где же законы совести, душевной опрятности, элементарной порядочности? Вопрос риторический, и отыскать на него ответ в нынешней ситуации представляется невозможным. И снова всплывает тургеневское: «как не впасть в отчаяниепри виде всего, что совершается дома?»

Голос людей, неравнодушных к облику и судьбе города, отданного на растерзание, на распродажу, – не более чем «глас вопиющего в пустыне» . Если бы вдруг воскрес добросердечный, гармоничный Иван Сергеевич Тургенев – благородный противник торгашества, подлости и пошлости, невежества и лжи – сбежал бы он, наверное, подальше от нынешнего Орла – города, в котором появился на свет Божий. Ушёл бы побродить в Полесье или по окрестностям Спасского, остался бы наедине с врачующей душу среднерусской природой, подальше от бессовестных спекуляций его светлым именем и творчеством.

Похищая у Тургенева название его великого романа для «гастробара и винотеки», учредители этого авантюрного заведения, по евангельскому слову, ни Бога не боялись, ни людей не стыдились . Справедливо предрекал подобным предпринимателям другой классик – земляк и защитник тургеневского наследия Лесков в своей драме «Расточитель» (1867): «Вы расточили и свою совесть, и у людей расточили всякую веру в правду, и вот за это расточительство вас все свои и все чужие люди честные – потомство, Бог, история осудят». Писатель горячо выступал в защиту «генерала от литературы» Тургенева – «слишком крупного среди всех наших величин» – от всякого рода «литературных <и не только литературных. – А. Н.-С.> хамов».

Также и Лескова наряду с Тургеневым приспосабливают в Орле под продажные нужды. Распоясались до того, что лукаво умудрились опошлить дивное именование его замечательной христиански одухотворённой повести – выстроили гостиницу с рестораном «Очарованный странник».

На моей памяти было и ещё нечто жуткое. В 1990-е годы, о которых теперь повсеместно принято упоминать не иначе как «лихие девяностые», в Орле продавали вино кроваво-красного цвета с этикеткой «Леди Макбет Мценского уезда»… Подразумевалось, вероятно, что в бутылке намешана кровь жертв, убиенных мценской купчихой Катериной Измайловой… Так незаметно жертвами стали и потребители подобной окололитературной продукции.

В настоящее время бронзовые фигурки орловских писателей, запрятанные между уродливыми громадами сооружений торгово-развлекательного комплекса «ГРИНН», служат своеобразной приманкой для привлечения покупателей и клиентов.

Не так давно на месте развалившегося «Дома Лизы Калитиной», который многие годы был буквально брошен на разрушение, местные чинуши предложили выстроить очередное питейно-увеселительное заведение… Назовёте-то вы его как, «господа хорошие»? «Грибоедов»? Или, может быть, сразу без церемоний – «Тургенев»? А ваши холуи весом поменьше станут подавать в нём «порционных судачков а натюрель» и будут предлагать «закусить водку грибочком» ? И ходить на шабаш туда станет «элита» и «богема» – безбожники и черти в человеческих шкурах, подобные приснопамятным председателю МАССОЛИТа Берлиозу и бездарному поэту Бездомному из сумасшедшего дома. Таких самовлюблённых горе-литераторов, которые проскакали мимо христианнейшей в мире великой русской литературы, в Орле хватает в избытке.

Опомнитесь, пока не поздно, несчастные! Может быть, Господь сжалится, ибо Он долготерпелив и многомилостив, ждёт искреннего покаяния грешников.

Но сейчас всё святое и чистое попрано, раздавлено, смешано с грязью.Метастазы рыночного торжища гипертрофированно разрослись и поразили насквозь государство и право, политику и экономику, науку, культуру и искусство, образование и здравоохранение – все без исключения сферы жизни, в том числе духовно-нравственную. Торгашество и продажность стали «нормой», устойчивым атрибутом, основной приметой нашего «банковского» (по лесковскому слову) периода.

Пресловутый всепроникающий «рынок» гротескно персонифицировался, превратился в некий идол, адское чудовище. Оно заглатывает и пожирает людей, перемалывает в своей ненасытной утробе всё здоровое и живое, а затем извергает вон и снова питается отработанными продуктами своей жизнедеятельности в этом нескончаемом круговороте «торгового дерьма в природе». Торговые центры, рынки, магазины, питейно-развлекательные заведения – с их непременным «мочемордием» (ещё один выразительный словообраз, употреблённый Лесковым) – множатся безостановочно. Быть «хозяином»: магазина ли, а лучше – нескольких, развлекательно-питейного ли заведения или хотя бы захудалой лавчонки, но только чтобы наживаться и помыкать другими, – норма жизни, современная идея-фикс. Человек, наделённый Господом высшим даром свободной духовности, рассматривается в торгово-рыночных отношениях как «кабальный холоп хозяина, лакей и помыкушка».

Между тем отношение к «торгашам» в истинно русском народе исконно было негативным. Остатки такого народного отрицания духа торгашества редко, но пока ещё можно отыскать в русской деревне, в самой глубинке, где доживают свой век немногие старики. В одной такой деревушке, запрятанной вдалеке от дорог среди лесных заповедников, в настоящем «медвежьем углу» Вера Прохоровна Козичева – простая русская крестьянка, вдова лесничего, в юности – связная партизанского отряда – категорически не захотела взять с меня денег за молоко. В ответ на мои резоны, что я уже покупала домашнее молоко у продавщицы деревенского магазина, Вера Прохоровна решительно ответила: «Я не торгашка! Ты меня с ней не равняй!»

Разбогатевшие в «сфере плутней и обмана» купцы-«пупцы» – «прибыльщики и компанейщики» (как именовал их Лесков) – на «ярмарке тщеславия» становятся «самыми мелочными и ненасытными честолюбцами» , лезут во власть и в знать: «купец постоянно в знать лезет, он "мошной вперёд прёт” ». И это вот безобразие выдаётся за «образец», к которому учат стремиться с младых лет и в нынешней школе, откуда сейчас изгоняется отечественная литература – столько ненависти у властей предержащих к честному одухотворённому слову русских писателей.

Снова отметим ещё один юбилей – 160 лет статье Лескова с гениально-ёмким названием «Торговая кабала» (1861). Возвышая голос в защиту детей от торгашеской заразы, в этой яркой публицистической работе писатель обращал внимание на «ничем не оправдываемое жестокосердие иных хозяев в отношении к мальчикам и крайнее пренебрежение к их нуждам и цели, с которою они отданы в лавку родителями или вообще лицами, распоряжающимися младенческими годами детей, торчащих перед лавками и магазинами с целию закликания покупателей». Сегодня мы сплошь и рядом также встречаем таких детей – зачастую продрогших и озябших – «торчащих перед лавками и магазинами с целию закликания покупателей» , раздающих рекламные листовки и проспекты, шныряющих по подъездам, электричкам, организациям, – в надежде продать какой-нибудь мелочной товар.

С тревогой и возмущением писал Лесков об антихристианских отношениях деспотического подавления со стороны одних и рабской закабалённости других. Тяжёлая экономическая и личная зависимость угнетённого человека, его подневольное положение оборачиваются рабством духовным, неизбежно ведут к невежеству, духовной и умственной неразвитости, развращённости, цинизму, деградации личности. В результате «крепостного развращения» , отмечал писатель в другой статье – «Русские общественные заметки» (1870), люди становятся жертвами «непроглядной умственной и нравственной темноты, где они бродят ощупью, с остатками добра, без всякой твёрдой заправы, без характера, без умения и даже без желания бороться с собой и с обстоятельствами».

Лесков вместе с А.Н. Островским (1823–1886) (в нынешнем году 135 лет памяти великого русского драматурга) выступил обличителем «тёмного царства» , изображая вечный конфликт добра и зла, воплощённый в современном мире буржуазно-юридических установлений. В лесковской пьесе «Расточитель» показан 60-летний торговец Фирс Князев – «вор, убийца, развратитель» , который пользуется своим положением «первого человека в городе» и безнаказанной продажностью судебной российской системы. Антипод Князева – добрый и деликатный Иван Молчанов – предстаёт в роли мученика, жертвы тиранического произвола властей. Молодой человек, обращаясь к «хозяевам жизни» – своим истязателям, обличает беззаконие: « Вы расточители!.. Вы расточили и свою совесть, и у людей расточили всякую веру в правду, и вот за это расточительство вас все свои и все чужие люди честные – потомство, Бог, история осудят». Хорошо было бы в современное капиталистическое время увидеть пьесу на сцене театров России. Например, в Туле не испугались властей предержащих, и с 2016 года спектакль «Расточитель» появился в репертуаре Тульского драматического театра, пользуясь заслуженным вниманием зрителей. А про гоголевского «Ревизора» в театрах сейчас, наверное, и не вспоминают. Неужели так силён страх постановщиков перед «властью тьмы» ?

Статья Лескова «Торговая кабала» (1861) была написана чуть ли не накануне отмены крепостного права – Манифеста 19 февраля 1861 года – 160 лет назад. В современном обществе в юриспруденцию впору вводить эту якобы «хорошо забытую» новую отрасль права – крепостное право – наряду с гражданским, семейным, административным и прочим «правом». «Сохранившийся остаток кабального холопства древнекабальных времён» в модернизированном виде давно и прочно внедрён в нашу жизнь. Сограждане и сами не заметили, как стали крепостными холопами, влачащими «жизнь взаймы»: не можешь заплатить долги – не смей двинуться с места. Многие уже очутились и многие ещё окажутся в бессрочной долговой яме, были и будут запутаны в тенета сетевой торговли и маркетинга, ловушки кредитов, ипотек, ЖКХ, ИНН, СНИЛС, УЭК, ЦИК, ОНФ, ТВ, СМИ, ПФР, СБЕР и прочего. Число им – легион, имя им – тьма...

«Ипотека на полвека» – один из таких популярных «банковских продуктов» кабального свойства – выдаётся с лукавым видом неимоверного благодеяния. Ограбляемый должник, вынуждаемый ради крыши над головой покорно влезать в искусно расставленную долгосрочную западню, порой и сам не заметит, как эта крыша обернётся для него гробовой крышкой.

А вот и новейший пик торговой кабалы, её ужасающая кульминация апокалипсического свойства. Человек – «венец творения» , созданный по образу и подобию Божию, – должен стать маркированным товаром, уподобиться бездушному предмету с его непременным штрих-кодом или бессловесному заклеймённому скоту, то есть принять электронный документ с чипом, клеймо, метку, штрих-код в виде сатанинского начертания числа 666 на лоб или руку: «И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их» (Откровение. 13: 16). Иначе – властное устрашение буквально по Апокалипсису: «никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его» (Откровение. 13: 16–17). А без этого, уверяют нас сегодня, якобы остановится нормальная жизнь. Несогласные продать душу сатане окажутся вне антихристианского, электронно-крепостного закона; станут гонимыми изгоями, исторгнутыми из всеобщего торгового оборота.

Господь же – напротив – торговцев изгонял из храма, уподоблял их разбойникам: « И вошед в храм, начал выгонять продающих и покупающих, говоря им: написано: "дом Мой есть дом молитвы”; а вы сделали его вертепом разбойников» (Лк. 19: 45–46).

Лесков пророчески утверждал: «Не знаем мы, когда прорвётся этот отвратительный круговорот опошления русского торгового люда, а думаем, что нескоро». Тему социальной и духовной закабалённости человека товарно-денежными отношениями писатель разрабатывал на протяжении всего творческого пути – от ранних статей: <«О продаже в Киеве Евангелия»> (1860), «Торговая кабала» (1861) – до самых последних работ: статьи «Писательская кабала» (1894), «прощальной повести» «Заячий ремиз» (1894).

Но даже на Орловщине – малой родине Лескова – память о нём также стирается, намеренно предаётся забвению. В родном городе писателя, ставшем местом действия множества лесковских книг, известных далеко за пределами России, немногие горожане могут назвать хотя бы несколько произведений (кроме разве что «Левши» , известного благодаря хорошо снятому мультику) или имён их героев в композиции памятника Лескову, установленного в 1981 году к 150-летию писателя, ровно 40 лет назад. Уникальный орловский Дом-музей Н.С. Лескова не был отреставрирован даже к своему 40-летию (июль 2014 года). Только после выступлений прессы местные чиновники от культуры спохватились и наобещали прикрыть этот позор, но не ранее чем к 2017 году. И, как всегда, не успели. Работы по реставрации здания потихоньку велись, однако не обходилось без ремонтно-отделочных выкрутасов и строительно-сметных казусов. В настоящее время горе-«ремонт» всё ещё продолжается… Единственный в мире Дом-музей Н.С. Лескова до сих пор закрыт…

Впору сказать, перефразируя Михаила Булгакова (1891–1940) (гениальному писателю – 130 лет), «пропал старинный русский город, как будто не существовал на свете». Так и глубинная Россия – как «Забытая деревня» (1856) в хрестоматийном некрасовском стихотворении, которому исполнилось 165 лет, – забыта, заброшена на произвол судьбы.


 


Вернуться назад