Из повествований Татианы Борисовны Потемкиной о современных ей подвижниках христианского благочестия [*]

     Брянчанинова знавала я еще офицером корпуса инженеров. Он был любимцем покойного Государя Императора Николая Павловича и Великого Князя Михаила Павловича. Склонность его к монашеству весьма сердила покойного Государя: он подозревал в ней подстрекательство монахов Невской Лавры, так что митрополит Серафим принужден был воспретить Брянчанинову вход в кельи лаврские. Митрополит имел с ним даже весьма резкое объяснение по поводу этого воспрещения, и потом говорил, что молодой человек пристыдил его своими разумными речами.
     Безуспешны были все попытки Государя и Великого Князя Михаила Павловича отговорить Брянчанинова от поступления в монашество[1]: он бросил свою блистательную карьеру служебную и ушел в Свирский монастырь к старцу Леониду. Говорили потом, что некоторые видели Брянчанинова возницею о. Леонида, приезжавшего зачем-то в столицу. После того долгое время ничего не было о нем слышно.
     Помню, однажды, когда была я в покоях покойной Государыни Императрицы Александры Федоровны, с веселым видом вошел к ней покойный Государь и сказал: "Брянчанинов нашелся: я получил о нем хорошие вести от митрополита Московского. Быв хорошим офицером, сделался он хорошим монахом: я хочу его сделать настоятелем Сергиевой пустыни". Вскоре все заговорили в столице о новом настоятеле Сергиевском, любимце Государя, весьма опытном в жизни духовной. С трудом узнала я прежнего Брянчанинова в лице о. Игнатия, – так изменился он в иночестве.
     Впоследствии довольно часто он посещал меня. Духовный был человек: он умел держать себя во всяком обществе, но вместе с этим также всякую беседу умел сделать душеполезною. Коротко знакомый с учением святоотеческим, сообщал он разговорам своим и суждениям дух этого учения. Многие тогда удивлялись о. Игнатию: как он, подвижник и молитвенник, не чуждался вместе с тем общества, бывал приятным собеседником людям светским, умел возбуждать в них к себе доверие и действовать на них ко благу душевному. Видя в нем не столько лицо духовное, сколько доброго знакомого, равного по уму и образованию, многие весьма нерасположенные к иночеству лица любили бывать у него в обители и видеть его в своих домах, что незаметно склоняло их к благочестию.
     Благочестие было целью и основою всех бесед о. Игнатия, и самый светский разговор старался он всегда свести к душеназиданию своих слушателей; нередко заставлял задумываться самых беззаботных. Зато много клеветы выпадало на долю о. Игнатия в столице: чего-чего не говорили о нем понапрасну, и нужно было лишь удивляться тому спокойствию, с которым переносил он мирские пересуды [2].
     Он был делателем молитвы Иисусовой, и это некоторым давало повод утверждать, что он находится в духовной прелести, тогда как опытностью своею в подвигах духовных помогал он другим избегать прелести. Так одна из моих знакомых не по разуму предалась благочестивым упражнениям, отчего близка была к умопомешательству, и только советы о. Игнатия наставили ее благовременно на путь истины. Отец Исаия Никифоровский часто, бывало, говаривал, что о. Игнатий более его сведущ в подвижнической науке, и с особым уважением относился к его советам, называя их истинными и вполне чуждыми всякой прелести: "Он учит покаянию, – говорил старец, – какая же может быть прелесть в покаянии?"
     Клеветы на о. Игнатия нередко достигали до покойного Государя, но он не внимал им и всегда защищал своего любимца, говоря, что знает Брянчанинова лучше всех[3]. Один случай, впрочем, на короткое время навлек на о. Игнатия неудовольствие Государя, в чем и моя была отчасти вина.
     В то время был у нас французским посланником Барант; его жена была женщина очень набожная. Ей очень нравилось наше православное богослужение, наши храмы и монастыри. С нею была я очень дружна; у нас познакомилась г-жа Барант с о. Игнатием и потом вместе со мною была в Сергиевой пустыни. Она просила меня потом передать о. Игнатию приглашение ее побывать во Французском посольстве, что я и исполнила. В доме Барант о. Игнатий встретился с одним ученым католиком, с которым произошел у него весьма оживленный разговор о превосходстве религий. Поводом к нему было французское сочинение Екатерины Эмерик о страданиях Спасителя. Отец Игнатий прямо называл его душевредным, не имеющим тени истины, противник же его пытался это опровергнуть, ссылаясь на авторитет своей церкви.
     Нужно сказать, что в это время отношения наши с Францией были весьма натянуты; при дворе с Барантом были очень холодны, почему знакомство о. Игнатия с французским посланником весьма было неприятно Государю. Не только о. Игнатию, но и другим лицам черного духовенства столицы запрещено было тогда посещать светских своих знакомых (это мне весьма памятно потому, что около двух недель не могла я видеть у себя моего духовника) [4].
     Впрочем, гнев Государя на о. Игнатия не был продолжителен и о. Игнатий снова начал бывать у знакомых своих в столице. Не укрылось от Государя и мое участие в том, что о. Игнатий был в доме Французского посланника; Государь все мне потом говорил, что не след православным слишком дружиться с католиками. В оправдание свое могу, впрочем, сказать, что примечая в г-же Барант сильную склонность к Православию, я думала послужить ей в деле присоединения к Святой нашей Церкви. К тому же, могла ли я предвидеть, что частное знакомство мое с нею будет иметь такие последствия.

г. Кульджа     



      * Душеполезное чтение, 1870 г., ч. I.  ^

      1. В воспоминаниях схимон. Михаила Чихачева приводится следующий случай: "В первый раз, как Брянчанинов явился офицером к Великому Князю, услыхал от него в укор себе: "Ты много Богу молишься, мы тебе дадим".  ^

      2. Даже Н. В. Гоголь считал святого архимандрита дамским угодником и пустым попом до тех пор, пока не познакомился с его отзывом о своей книге "Выбранные места из переписки с друзьями". Он пишет об этом Плетневу. А небезызвестный Герцен без всяких на то оснований называл свт. Игнатия игуменом московских магдалин.  ^

      3. Один из жизнеописателей свт. Игнатия, В. Аскоченский, приводит следующие случаи злонамеренных действий врагов святителя:
     "По мере того, как Господь Бог чрез Державного Помазанника Своего, являл видимые и осязательные знаки благоволения, не дремал и враг рода человеческого, изыскивая и средства, и пособников сатаниной своей детели. Вслед за посещением в 1834 г. Государем Императором Сергиевой пустыни, когда Государь очень ласково обошелся с ее настоятелем, последовали из Консистории, один за другим, три указа такого свойства, что исполнение их могло бы повлечь за собою неизбежное падение обители.
     Первый указ был о том, чтобы отправить трех иеромонахов на флот. Исполнить этого не было никакой возможности, потому что в обители тогда, вместе со слабыми и немощными, находилось только шесть человек. Но не желая противиться такому распоряжению, настоятель назначил требуемое число иеромонахов, и тотчас же получил другой указ с выговором: для чего он посылает престарелого. Третий указ состоял в том, чтобы ни архимандриту, ни кому-либо из братии не ездить в город иначе, как испросив предварительно билет из Консистории. Это уже было прямым осуждением обители на голод и холод, так как хлеб и другая провизия, а равно и необходимые для обители вещи приобретались в городе; каким же образом возможно было на всякую поездку испрашивать разрешительный билет?
     Старца-митрополита постарались уверить, что на то есть Высочайшая воля. Оставалось жаловаться. Настоятель отправился с просьбою к митрополиту, но он ее не принял. Тогда архим. Игнатий отправился в Царское Село, где в ту пору находилась Высочайшая фамилия. По особенному Промыслу Божию, у самого дворцового крыльца встречает его Государь Наследник и спрашивает о причине его приезда. "Мне нужно видеть Государя", – отвечал настоятель. "Хорошо, – сказал Его Высочество, – я доложу ему о Вас, а Вы подождите ответа у Кавелина на квартире". Здесь настоятель рассказал генералу Кавелину о всем, о чем он и донес потом Государю Императору.
     Явившись затем к митрополиту, архим. Игнатий сказал ему о своей поездке в Царское. Митрополит, потребовав к себе дело, рассмотрел его и, увидев всю несправедливость состоявшегося постановления, со свойственною ему откровенностью изобличил виновных в том и не приказал более беспокоить насельников Сергиевой пустыни".
 ^

      4. В. Аскоченский пишет об этом следующее:
     "Великим постом 1835 г. по предварительному уведомлению, посетил Сергиеву пустынь французский посланник Барант. Он навестил настоятеля, расспрашивал о монастыре, об уставе и порядках монастырских и откровенно сознался, что он находит Церковь Православную ближе к древнеапостольской, чем свою. Через довольно долгое время настоятель, по приглашению г-жи Барант, навестил посланника и остался у него обедать. Здесь произошел разговор между архим. Игнатием и учителем г. З...го, готовившимся в аббаты, о разности вероисповеданий. Архиманрит деликатно отклонил от себя этот вопрос, заметив, что он не за тем сюда приглашен, и не может с ним говорить, так как противник его не читал тех книг, на которые он может указать ему.
     Прошло несколько времени после этого. Вдруг настоятель получает указ, что по именному повелению запрещается ему выезд из монастыря впредь до Высочайшего разрешения. Впоследствии, когда, по представлению митрополита Серафима, дозволено было о. Игнатию бывать везде, где требует того его обязанность благочинного монастырей епархии, враги его успели извернуться, и разрешение, существовавшее на одних словах, сочли недействительным против запрещения, изложенного на бумаге. Уже долгое время спустя, при митрополите Антонии, это было объяснено генералом Кавелиным Государю Императору. Его Величество в присутствии всех объявил митрополиту, что он поступил так, только желая охранить и поберечь архимандрита, и, если кто принимает это иначе, тот его не понимает: он давно знает и любит Игнатия, так как тот вполне стоил того и стоит".
 ^