Изначально я не ставила перед собой задачу написать летопись семьи Сандальневых. Меня интересовала прежде всего жизнь и судьба незаметной и никому (вроде бы) не нужной деревенской женщины во время Первой мировой войны.
Я видела старый дореволюционный дом в Бернове, мне было интересно, что и как в нем могло происходить в начале прошлого века. И так уж сложилось, что в итоге роман охватил широкий период времени, до конца Великой Отечественной и даже чуть более.
В то же время для меня очень важным казалось правдиво описать все исторические события, на фоне которых разворачивалась жизнь персонажей романа. На то, чтобы справиться с этой задачей, у меня ушло три года…»
Главной героине романа, Катерине Сандаловой, и ее современникам выпало пройти через самые тяжкие годы отечественной истории. Перед читателями разворачивается широкая панорама российской жизни: последние мирные годы, Первая мировая война, Февральская, а затем Октябрьская революция, Гражданская война, голод начала 20-х, коллективизация, репрессии, военное лихолетье, послевоенная разруха… Вся первая половина ХХ века обильно полита кровью, и зловещий след людских страданий запечатлен в романе правдиво, сурово и с болью душевной. Всем приходилось тяжко, но особенно — женщинам.
О великом терпении, смирении и мужестве наших соотечественниц написано немало и в ХIХ, и в ХХ веках. Роман «На берегу Тьмы» продолжает традиции русской классической литературы. Здесь нет прямого цитирования или слепого подражания. Однако сам дух повествования напоминает произведения Достоевского и Толстого, Шолохова и Распутина, Шукшина и Астафьева. Но особенно — Некрасова, его знаменитое «Есть женщины в русских селеньях…» Это про главную героиню романа Натальи Соловьевой, Катерину Сандалову, и сотни тысяч российских женщин, переживших катаклизмы ХХ века.
Есть женщины в русских селеньях и городах, есть! Но Некрасов и представить себе не мог, сколько придется пережить русской женщине в ХХ веке на фоне полностью меняющегося уклада российской жизни, колоссального слома — идеологического, экономического, бытового, культурного, духовного… Как писал уже в середине ХХ века Наум Коржавин: «Ей жить бы хотелось иначе, носить драгоценный наряд… Но кони все скачут и скачут. А избы горят и горят…»
А где же, спрашивается, мужчины? Как вышло, что именно женщинам в ХХ веке пришлось взять на себя особенные, непомерные физические и душевные перегрузки (в войну впрягались в соху и борону, после войны клали рельсы, получали похоронки на мужей и сыновей — и при этом продолжали вести хозяйство и растить детей)? Почему именно женщинам пришлось стать фактически главами семейств, учиться принимать ключевые, ответственные решения? Мы видим сейчас, уже в ХХI веке, как это становится чуть ли не нормой: женщина и работник, профессионал, часто руководитель. И добытчица средств существования для семьи, и устроительница дома, и одинокий воспитатель детей. Пытаясь сохранить женственность, она одновременно приняла на себя и традиционно мужские роли. Как и почему?
Повествование, начинавшееся как семейная (и любовная, интригующaя) история, выросло в художественно-документальную картину кризиса семьи в ХХ веке. Семейная сага приобрела масштабы исторического обобщения.
Основная событийная канва романа фактографична. «Роман состоит из переплетения реальных фактов, воспоминаний, архивных данных, старинного фольклора и авторской фантазии», — говорит Наталья Соловьева.
Действительно, есть такое село Берново в Старицком районе Тверской области на реке Тьма (это не только метафора). А в селе — усадьба дворянского рода Вульфов (у которых провела детство Анна Керн, внучка одного из Вульфов). Вульфы владели, кроме этого имения, еще и Тригорским, а по соседству, в Михайловском, жил Пушкин, посещавший друзей и соседей и в Берново тоже. И действительно, управляющим у Вульфа был Александр Александрович Сандальнев, который приехал работать в имение Вульфа, полюбил простую крестьянскую девушку, женился на ней без благословения отца, за что по преданию был лишен наследства. И действительно, их сын Саша погиб под Сталинградом (в романе — под Ржевом). В семье Сандальневых бережно хранится письмо Сашиной подруги, отправленное ему на фронт.
Реальны помещик Вульф (который и вправду женился на простой женщине, горничной), и земский врач Алексеев, выходец из крестьян, получивший образование в Казанском университете; и помещик де Роберти; и дезертир фон Киш, возглавивший одну из многочисленных банд «зеленых» во время Гражданской войны.
В романе достоверно описаны реалии российской жизни первой половины ХХ века. Не зря ведь консультантами были специалисты из разных областей знаний: историк и фольклорист, врач и охотник, реконструктор и священник и многие другие. Поэтому каждая деталь здесь тщательно выверена, правдива и точна, благодаря чему произведение является своеобразным документом отечественной действительности минувшего века. Политические события, быт русской деревни, особенности духовной жизни, когда Церковь подвергалась гонениям, зато пышным цветом цвели разнообразные предрассудки, махровое язычество (кстати, суеверие и обрядоверие продолжают существовать и сегодня, особенно в деревнях). В романе выразительно и красочно показаны многочисленные обряды, зафиксированы образцы календарного фольклора, до сих пор хранимого в деревнях.
«Мне было важно показать сосуществование на селе православного христианства и бытового язычества, без него роман о деревенской жизни не стал бы достоверным, — признается Наталья Соловьева. — И в то же время была цель сделать это деликатно, без осуждения, но и расставляя правильные акценты, ведь моя героиня — христианка».
Катерина Сандалова, пройдя через испытания, в том числе, испытания веры, возвращается к правде евангельских заповедей. В жестоких обстоятельствах она находит опору именно в Церкви. Она — носительница христианских ценностей, и именно вера позволяет ей продолжить жизнь в момент, когда, кажется, надежды нет и быть не может.
Книга пронизана глубоким уважением к крестьянскому труду. «Я писала роман в доме предков моего мужа в деревне Бернове, — делится Наталья Соловьева. — Красивые пушкинские места, усадьба Вульфов, живописный парк — ими можно восхищаться бесконечно. Да и сам наш дом с историей: сундуки, старинная утварь, домотканые дорожки, черно-белые фотографии прадедов на стенах. Но за всей этой среднерусской красотой и романтикой, вековыми липами и очаровательным английским прудом стоит тяжелый деревенский труд. Так было сто лет назад, да и сейчас он ненамного легче, пусть и не надо больше молотить рожь цепами и жать лен…»
«На берегу Тьмы» — одно из подтверждений «смены вех» в современной отечественной литературе. До недавнего времени литература в целом была очевидно патриархальной. Можно согласиться с Натальей Соловьевой, которая пишет, что «у нас очень мужская трактовка истории». И вот одно за другим появляются произведения, созданные женщинами в попытке описать женскую судьбу и по-другому взглянуть на исторические процессы в России ХХ века.
Прямо «рифмуется» с ключевой мыслью романа Н. Соловьевой, пожалуй, только одно «мужское» произведение. Это «Матрёнин двор» А. И. Солженицына. «Не стоит село без праведника», — утверждает Солженицын. Но праведника он находит в образе Матрёны. Женском образе. А история Катерины — путь обретения такой праведности. И неслучайно финал романа открытый. Мы расстаемся с героиней в момент, когда она принимает судьбоносное решение.
Роман «На берегу Тьмы» будет близок широкому кругу читателей — и не только женщинам, как обозначила своего адресата Наталья Соловьева в одном из интервью. Каждый наверняка задумается об истории своей семьи, о скромном подвиге людей, сумевших выжить в грозных испытаниях и вырастить детей и внуков.
Это роман о вечных ценностях. О долге и ответственности. И о красоте русской женщины, благодаря которой жива наша земля.
Ниже мы публикуем отрывок из романа, но прежде — комментарий автора.
«Отрывок, который приведен здесь, — соединение выдумки и правды. В Бернове в действительности служил священник Ефрем Гаврилович Соколов, он похоронен со своей матушкой рядом с Успенской церковью. Осталась семейная легенда, рассказ Екатерины Федоровны Сандальневой, как однажды во время литургии у нее было видение, что отца Ефрема, уже ветхого и немощного старика, придерживали под руки ангелы. Я включила этот рассказ в книгу, в то же время история убитого немца мой придумана.
Как часто бывает, жизнь оказывается гораздо остроумнее выдумки».
На Казанскую в 1944-м открыли церковь. Снова над Берновом поплыл забытый колокольный звон с переливами.
Пятнадцать лет назад отца Ефрема успели предупредить, что вот-вот приедет комиссия, увезет все золото и закроет храм, что уже случилось с большинством церквей в районе. Тогда он благословил своих духовных детей, самых смелых, ночью, тайком вынести некоторые иконы из церкви и хранить до лучших времен. Прятали их на чердаках, в банях, амбарах — кто где мог. И вот сейчас вернули.
Катерина обрадовалась, увидев на стене свою любимую Тихвинскую. Кто же хранил ее? Многих икон больше не было, на стенах белели пустые места, где они когда-то висели. Зато росписи уцелели: до войны в церкви организовали курсы кройки и шитья, поэтому зимой топили, вовремя чинили крышу, тем самым сохраняя храм, — нет худа без добра.
Война не давала забывать о себе, присылая похоронки в осиротевшие дома. Но люди почувствовали, что с открытием церкви что-то изменилось. Появилась надежда. Кто-то молится за тех, кто не мог или не умел. Это стало поддержкой. Единением. Многие, не крещенные до войны, тайно крестились.
В первую субботу Катерина пришла в церковь. Давно хотела исповедоваться и покаяться, поэтому шла с радостью и надеждой на облегчение, но и со страхом, и с тяжестью на душе.
Людей было мало — боялись приходить открыто. Служил отец Ефрем, уже совсем старенький и немощный. Он уже с трудом ходил, голос его был тихий, дребезжал.
— Исповедую Господу Богу моему и тебе, честный отче. Согрешила…
Катерина никак не могла произнести того главного, зачем пришла. Ужас обуял ее, она будто онемела. Руки дрожали. Отец Ефрем сосредоточенно молился и не торопил ее.
Катерина стала молиться: «… даждь ми, Господи, слезы, да плачуся дел моих горько…»
Катерина расплакалась и вместе со слезами выплеснула признание:
— Убила человека…
Отец Ефрем со вздохом перекрестился:
— Кого же ты убила?
Катерина, сбиваясь и плача призналась:
— Немца, от которого у Глаши Ваня наш… Думала, что силой он, схватила топор...
Больше Катерина говорить не могла. От рыданий у нее перехватило дыхание. Она как будто видела перед собой лицо Клауса. Стало казаться, что он был похож на ее Сашу. Словно не Клауса убила тогда, а своего сына (погибшего в бою подо Ржевом. — Прим. ред.). «Бог меня покарал, — подумала Катерина, — забрал у меня Сашу!»
Отец Ефрем накрыл ее голову ветхой епитрахилью и, едва шевеля губами, прочел разрешительную молитву. Все еще плача, Катерина почувствовала облегчение, будто кто-то снял с нее тяжелый груз. Катерина поцеловала старенькое потрепанное Евангелие и крест.
Отец Ефрем сказал:
— Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя. Ты плачь, Катерина, кайся. Грех — это пятно, которое остается на душе. Вот если рубашку кровью измазать, стирай — не стирай, а все равно пятно останется. Так и здесь. Жизнью своей, делами, нужно искупать грехи.
Катерина плакала. Ей нечего было сказать.
— Помоги тебе Господь, Катерина. А я за тебя помолюсь.
Уходя, Катерина обернулась. Ей показалось, что два ангела небесных поддерживают отца Ефрема под немощные руки, помогают идти по храму.