Образование и Православие > Версия для печати > Диакон Дмитрий ЦЫПЛАКОВ, Светлана ЦЫПЛАКОВА. Пасха и Рождество в народной жизни в советский период. Воспоминания. Интервью

Новосибирская православная духовная семинария

Новосибирский государственный педагогический университет

Народная культура, как наиболее консервативный, статичный элемент культуры, хранит и оберегает значимые ценностные доминанты общества, а потому она является социально-формирующим компонентом, без которого распадается общество. Область ценностей безусловно включает в себя и ценности религиозные, составляющие важный элемент жизненного мира людей. Мы можем вспомнить слова замечательного русского философа Семена Франка, который в книге «Духовные основы общества» писал о том, что изучение общества, должно «с самого начала исходить из религиозного убеждения (подтверждаемого историческим опытом и углубленным рассмотрением общественной жизни), что есть вечные, вытекающие из существа человека и общества закономерности, которые человек хотя и может нарушить, но которые он не может нарушать безнаказанно и которые поэтому определяют истинную цель его стремлений. Человек не есть своевольный хозяин своей жизни; он есть свободный исполнитель высших велений, которые вместе с тем суть вечные условия его жизни» [c. 35].

Таким образом, жизненный мир человека, как члена социума включает в себя и религиозные представления, и народная культура всегда была носителем этих высших ценностных элементов, собирает их в себе как неизменную органическую часть.

Советская безбожная секуляризация, проводимая с 1918 года, включала не только юридический, но и ценностно-культурный компонент. Задача советской секуляризации (декларировавшаяся уже не как буржуазная, а как марксистская) состояла в полном уничтожении религии как социального явления. Весной 1918 года был создан восьмой ликвидационный отдел Народного комиссариата юстиции для осуществления декретов Совета Народных Комиссаров по отделению Церкви от государства. Секуляризация проводилась силовыми методами, в том числе через уничтожение активных носителей церковного мировоззрения для формирования такого общества, в котором религиозные ценности в жизненном мире должны были быть замещены советской идеологией. Для этого все, что относилось к «горнему» миру, к религии должно быть или вытравлено или лишено своей силы.

Вот почему подлинно верующие становились препятствием для формирования «имманентного» безрелигиозного пространства, для построения социализма и коммунизма. В настоящее время, оценивая результаты такого масштабного социального эксперимента по изгнанию религии из социума, можно сказать, что он так и не был выполнен. Религиозные обычаи и традиции продолжали оставаться важной составляющей частью народных обычаев и традиций и в советское время. Среди них выделялись главные православные праздники – Рождество и Пасха.

Нами были собраны и обработаны ряд воспоминаний, носящих характер «религиозной биографии», то есть бесхитростных рассказов о том, как тот или иной человек соотносился с верой и Церковью в то непростое время.

Так пожилая женщина 1939 г. р. вспоминает о праздновании Рождества Христова в белорусской деревне Бозок, Осиповического района, Могилевской области. Эти воспоминания интересны, потому что Белоруссия должна была стать по замыслу Союза воинствующих безбожников первой советской республикой без религии.

- Да, я цыганкой была, колядовала, цыган у меня был и цыганята, молодежь вся, школьники. Ходили по хатам колядовали. Я гадала, цыган менял кони, шуткой такой все. Нам давали булки, пироги. Целые мешки наколядовали помню.

- Ну, я почему-то была цыганкой. Не знаю почему, приставала к людям гадала всем, что- то говорила. Весялилися. А пели колядки. Первым голосом, высоким я пела. Без меня никто ни мог петь. На вулицах собирались молодежь и все ночь поем.

- Разные, тоже пели. Я запомнила Пасху. Меня бабушка водила в церковь к всенощной за 12 км. Это было очень радостно.

- Да красили. У битки играли. Мужики павыходят на улицу, и у битки, чье яйцо крепкое выбивают, у кого побьют яйцо, забирают. Весялилися люди тогда.

- Конечно, мама столько куличей пекла и сыр делала, масло делала. Справляли Пасху.

- Не в церковь, батюшка приезжал у Вязовницу, другую деревню и мы со всех деревень вокруг шли с узелочками, в основном дети, расстилали на улицы свои салфеточки и ложили еду. А батюшка ходил освящал. Это мое дело было освящать Пасху.

А на Миколу (св. Николай) церковь у нас была в деревне, маленькая на кладбище. На Миколу у нас был праздник, мама готовилася, все люди готовилися. Кирмаш был. Приходили гости с других деревень, родня съезжалася. Много народу, танцы были потом. И вот наша детская была работа храм вымыть. Ходили в храм мыли полы, убирали, потому что батюшка приедет.

- Я во время войны совсем маленькая была. Во время войны ничего не было. Там только немцы орудовали. Бабка говорит, что деревню спалили, людей побили. У нас все деревню спалили, только одна хата осталась, почему-то и колхозный сарай. 750 человек спалили.

- А после войны вы на Пасху на кладбище ходили.

- На могилки. Нет не на Пасху. В какой- то день…, в четверг.

- У нас в четверг был такой порядок. Пасха, Вяликодзень, у воскресенье, а потом Пасха мертвых. Батюшка приезжал с певчими, освящал могилки ходил. А батюшка был наш сват. Мой двоюродный брат на его дочке был женат. К нам в гости приезжал. Домой ехали на конях, на подводах, машин тогда было мало.

- Да, на Пасху, ой! Яйца накрасят. На вулице гуляли у битки. Помню, папа навыбирает яйца покрепче. Дети себе играли, мужики себе.

- Нет не гоняли. У нас никто не гонял никого в деревне.

- Нет, в школе нас ругали, как только приходили в школу нас помещали в стенгазету.

- Пошли по хатам колядки гулять, жабраваць называлася.

- Надо были во все хаты зайти. К кому не зайдешь, так обижаются.

- И вот помню, приходим мы в школу после праздника. А в школе на нас стали кричать «цыганы, цыганы»!

- А потом выпустили стенгазету и нас пропесочили, как мы ходим по хатам.

- Деревня Вязовница считалась культурная. Они не колядовали, там и школа была. А мы праздники отмечали по- старинному. Как я пела, в другой деревне слышно было.

- Церковные почти не пели. Бабушка меня научили молитве «Отче наш», «Богородице Дево радуйся». С бабушкой молилась. А так в деревне не пели.

Тот же респондент вспоминает детские годы. Это 40-е годы XX столетия, после войны.

Все храмы поблизости закрыли. В нашем селе на кладбище, в местечке Липень храм закрыли, переделали под клуб. Остался один храм далеко, на старом кладбище в лесу, в деревне Кобылянке. По праздникам в этот храм приезжал батюшка и служил Литургию. Особенно много людей собиралось в этот единственный храм на Пасху. Приходили и взрослые и дети. Мы детьми стояли на ночной Пасхальной службе, потом уходили в притвор и засыпали на соломе. Радостный этот был сон и крепкий по звуки пасхальных молитв. Потом и этот храм закрыли. Батюшка уехал на Украину. А люди стали праздновать Пасху дома.

Это довольно типичная история для советской деревни, где долгое время сохранялся традиционный уклад, и вместе с ним теплилась вера. Часто эти огоньки веры поддерживались редкими встречами со священнослужителями, редкими богослужениями.

Условно говоря, идет речь в нашей малой выборке о «сельских жителях», учитывая географический критерий проживания. Опрошенные родились и жили определенное количество времени в Советском Союзе. В биографических нарративах советская действительность воспринимается скорее негативно, однако своим, специфическим образом, что позволила нам выявить актантная аналитическая модель.

Таблица 1. Актантная модель биографического нарратива в советский период

Субъектом нарратива выступает рассказчик, который ведет повествование о себе. Особенности актанта-объекта, к обладанию которого стремится субъект, непосредственно затрагивают тему религиозного и светского.

Рис. 2. Схема актантной модели для жителей села в советский период

Так, объект «духовная жизнь» в случае с сельскими жителями непосредственно подразумевает религиозность, а конкретно – православную религиозность и духовность. Для этого акант-объект необходимо рассматривать в неразрывной связи с актантом-адресантом. А им как раз выступает сохранение православной традиции, которое исходило от родителей и бабушек. То есть жить духовной жизнью, сохранить православную традицию и веру родителей – именно это ясно проясняется в биографических нарративах данной группы участников исследования: «Мне мама сказала: "В какой вере родилась, в такой и умирай, никогда не меняй Православие”» .

А вот еще одна женщина (1928 года рождения) пережила советскую эпоху, будучи верующей. Напрямую она не подвергалась гонениям, но ярко описывает ситуацию советского отношения к религии, загнанной в своеобразное «гетто».

– Ну вот это колядовали … А вот когда мы пошли уже в пятый класс, я пошла. В семилетнюю школу нас очень ругали, вызывал директор к себе, ругал за то, что мы колядовали. Потому что наша деревня как-то была далековата от центра этого, центра колхоза. То у нас очень праздновали божественные эти духовные праздники. И вот когда мы ходили колядовали, потом мы пришли после каникул в школу. И нас сразу же вызвали всю нашу деревню к директору, и директор нас там сильно ругал, что мы вот как будто бы верующие, ну что праздновали этот праздник…А потом нас разрисовали в стенгазету, все смеялися, вся школа, что мы ходили с такими сумочками, ну торбочки такие полотняные были раньше. И мы ходили по хатам, колядовали, и нам что-то давали, как будто бы мы были какие-то побирайки, нищие какие. Сделали нас такими смешными в общем. И нас вся школа смеялася.

В молодом возрасте респондент переехала в город и стала отходить от детской религиозности под влиянием окружающей обстановки .

– А потом перестала ходить. Перестала ходить и забыла молитвы. Вот как бабушка тогда меня учила…

– Ну как, меня не знали, что я верующая. И я не сильно говорила, потому что я сама плохо знала все. У меня ни книг не было, ни Евангелия не было ничего. Я молилася: начинала Отче наш, а заканчивала Богородице, все у меня шло все как-то вместе. Не очень знали на работе, на работе меня не трогали никто.

– Но вам приходилось скрывать как-то на работе?

– Ну, просто молодежь смеялася, что я темная, отсталая…

– Не, не ругали на работе. А я им и не говорила.

... И потом, только однажды к нам участковый зашел в дом, а у меня мамины иконы висели. Я забрала мамины иконы, когда мама переехала ко мне. Он пришел и сразу обратил внимание на эти иконы, и сказал сразу: "Кто у вас верующий?”. А я говорю: "Ну как верующий, я ничего не знаю, не понимаю, я может и верила, но я не знаю. А вот иконочки, кто молится иконам? А это, говорю, мамины иконы, и я их выбрасывать не буду. Это мама верила, это мамина память, и я ее не выброшу.”

В период перестройки респондент практически сразу стала посещать церковь и вернулась к вере.

И когда я пришла в Кафедральный собор, тут уже Воскресная школа была, вот это мы начинали ходить... В общем пошла церковная жизнь. И когда построили, не построили, а отдали нам, православным, Петропавловский собор, он был тогда киноархивом. То отец Георгий перешел туда настоятелем и забрал нас туда, и мы перешли с ним туда в Петропавловский собор... Так мы в этом Петропавловском соборе ходили на службы, это наш родной храм стал.

В советское время в небольших городах и сельской местности сохранялись геттоизованные очаги религиозных традиций. Интервью дает женщина 87 лет, из Самарской области.

- Ну, а на работе знали, что Вы были верующей?

- Нормально. Ну, это же я тогда училась, не работала.

- Ну, вот Вы пошли работать, было, наверное, еще сталинское время. Всё равно знали, что Вы верующая? Соседки по общежитию знали, что Вы ходите в храм?

- Тогда мы все бегали в храм во время перемен (прим.: учебных перемен)...

- Да, а потом направили в Курганское облоно.

- Да. А Курганское облоно направило в город Куртамыш, это в Курга-ской области. Педучилище там было, два отделения: школьное и физкультурное отделения. Я работала в физкультурном отделении. Преподавала.

- Работал. Прямо перед нашим зданием училища храм был. Мы забегали. Так на службу не ходили: нельзя было нам, танцы устраивали.

- Как-то окружающая обстановка не способствовала этому всему?

- А кто, как Вам показалось, кто обычно посещал храм в те годы?

- А как их возраст, положение в обществе какое было? Работали они где? Или это в основном были пенсионеры?

- Ходили пенсионеры. Молодежи мало было. Кто веровал, тот ходил.

- Нет. В то время. Всего одна церковь была в Куртамыше. А сейчас я не знаю, городом назывался.

Позднее она закончила педагогический ВУЗ, но работала не учителем, а стала ведущим специалистом по лечебной физкультуре в поселке Серноводске на курорте «Сергиевские минеральные воды».

Вот характерный пример воспоминай человека, который родился в 70-х годах XX столетия. Она вспоминает, как праздновали Пасху, родители и она, будучи ребенком в советское время.

В советское время, в мое детство 80-х годах, к Пасхе наша семья, семья тети красили яйца и пекли куличи. Особенно вкусные куличи получались у тети. На Пасху в храм шли освящать красные яйца и куличи, потом был праздничный обед и шли в парк, где проходили народные гуляния. Особенно запомнилось праздничное приподнятое настроение, которое было у людей. Все были нарядно одетые и радостные.

Особенных знаний о празднике Пасхи не было, но народные традиции сохранялись. Например, смотрели как на Пасху «играет солнце» рано утром, умывались водой, в которой плавало красное яйцо, чтобы быть красивыми и т.д.

Празднуя Пасху люди вслух не говорили о празднике. Сорокадневного поста многие люди, естественно, не держали, но Пасху не забывали.

Итак, простые люди не находились полностью в обезбоженном пространстве, но их представления о религии были весьма поверхностными. И если бы они захотели узнать больше, то сделать это на практике было чрезвычайно трудно. Тем не менее, обычаи и традиции, главными из которых были рождественские и пасхальные обычаи, продолжали формировать жизненный мир людей особенно в провинции.

Актантом-объектом в данном случае будет собственное мировоззрение, свободное от господствующей официальной идеологии, к формированию которого стремились люди в те годы. Дело в том, что главным мотивом (адресантом), движущем субъекта, является неудовлетворенность существующей идеологией. Сельские жители и выходцы из провинции старались просто максимально избегать ее.

Как отмечает А. Юрчак, который не согласен с концепциями «лицедейства», в период позднего социализма граждане СССР находились в пространстве так называемой вненаходимости – то есть были одновременно внутри идеологического дискурса, и в то же время вне его. Внутри, так как воспроизводили идеологически «правильные» действия и суждения по форме, а не по содержанию, поскольку содержание стало утрачивать свой смысл вообще из-за своего перенасыщения номинативными суждениями, «кочующими» из текста в текст, пристальное внимание к которым, даже могло становиться причиной недовольства со стороны руководства. Важно было поддерживать видимость, и эта важность осознавалась именно на уровне формального «ритуала». Тогда на уровне «сознания» появилось определенное пространство свободы, которое заполнялось «античной историей и иностранной литературой, досоветской архитектурой и поэзией Серебряного века, теоретической физикой и ботаникой, археологией и западной рок-музыкой, буддистской философией и православной религией, туристскими походами и альпинизмом» [c. 301].

Главное условие – чтобы это пространство свободы не было откровенно «антисоветским», то есть идущим вразрез с идеологическим дискурсом. В рамках «пространства свободы» в сельской местности допускались, как нами показано, пасхальные и рождественские обычаи и традиции. Это можно подтвердить и отражением в советской культуре, не только на уровне упоминания, как в экранизации сочинений Н.В. Гоголя (напр. «Вечера на хуторе близ Диканьки (1961)»), но и в документальных съемках жизни советской деревни (напр. Полесские колядки (1972) СССР, Беларусьфильм). Между тем, как показали интервью, для многих, как и для опрошенных респондентов, религиозные обычаи и традиции стали основой для будущего возрождения религиозности. Определяющим фактором высокой роли православия в отечественной десекуляризации последних десятилетий стала близость православного вероучения, культовой практики и жизни к народной культуре, к народным обычаям и традициям.

1.[N1]Дивисенко К.С. Опыт структурно-семантического анализа автобиографического нарратива // Социология: методология, методы, математическое моделирование. 2013. № 36. С. 94-112.

2.Евстигнеева Н.В.,Оберемко О.А. Модели анализа нарратива // Человек. Сообщество. Управление. 2007. №4. С. 95-107.

3.Степанова Е.А. Советский атеизм в контексте множественной модерности // Научный ежегодник ИФиП УрО РАН. 2014. №2. С.67-82.

4.Цыплаков Д.А., Цыплакова С.М. Земное и небесное: этапы секуляризации русской духовной музыки. // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2011. № 5-4. С. 204-207.

5.Франк С.Л . Духовные основы общества. М.: Республика, 1992. – 511 с.

6.Шютц А. Методология социальных наук // Шютц А. Избранное: Мир, светящийся смыслом / Пер. с нем. и англ. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. 1056 с.

7. Юрчак А. Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение. М.: Новое литературное обозрение, 2014. 664 с.

[N1] Список литературы необходимо оформить в соответствии с требованиями (см. прикрепленный файл). Также добавить список References