Виктор Стасевич. Оборотень

Солнце провалилось в лесную прогалину, выпало ярким пятном на крышу широкого дома заимки, раскинулось лучами по поляне, высветило соломенные стволы рослых сосен и белесую стену осин, словно срез праздничного пирога. Эту часть леса вырубили и оголили осины, стройные, сильные, с короткой кроной, будто стриженной как чубы у деревенских пацанов. У основания осин ровными рядами выстроились ульи, среди них хлопотал хозяин, Петрович. Кряжистый, сильный, он быстро поднимал крышки ульев, выдёргивал рамки, осматривал их и ставил на место. Пчёлы натружено гудели, редкой стайкой кружились у него над головой, садились на рубашку. Увидев меня, Петрович оставил улья и широко зашагал по тропе к дому. Мы поздоровались, хозяин сразу же предложил мне прогуляться с медвежатами, а он сам пока поставит варить лосиную губу.

− Вернёшься, она как раз поспеет, − он направился к небольшому строению, за которым виднелась клетка с медвежатами. Они, завидев его, встали на задние лапы, просунули мордочки сквозь прутья и живо заводили носами, похожими на смесь поросячьих пятачков и кожистых собачьих носов, как у овчарок. Когда он открыл клетку, медвежата пухлыми шарами выкатились на поляну, один из них сразу же кинулся в сторону старой осины, стоящей на высоком берегу ручья, другой к стене кустарника, смесь малины, шиповника и крапивы. Петрович вытащил початый пластиковый пакет со сгущенным молоком и помахал им. Один из медвежат, разглядев характерный голубой рисунок, кинулся к лакомству, а когда подбежал к Петровичу, то встал, прихватив передними лапами ногу хозяина, вскинул голову и, раскрыв рот, высунул язык, ловя вязкую струю сгущёнки. Второй было собрался забраться на дерево, но повернулся, привстал, и увидев, что его брат лакомится, бросился к ним.
− Бери их, иди к поляне за дорогой, там погуляете, пофотографируешь их, − Петрович сунул мне в руки пакет с остатками молока.
− Да как они будут идти за мной, неслухи же? − опешил я.
− В лесу они как шёлковые, будут держаться рядом, побаиваются, в общем держи, мне с делами надо справится, да монахам мозг нужно вставить, − Петрович почему-то своих работников, любящих приложиться к бутылке называл «монахами». Я взял пакет, медвежата потянулись за мной, постанывая с прихрюкиванем. Скормив им остатки молока, пакет я положил на полочку умывальника и пошёл по дороге в лес. Медвежата покрутились немного рядом с умывальником и поплелись за мной. Сойдя с дороги, я не спеша двинулся по тропе, но эти лохматые братья не торопились. Один уселся у комля сосны и, задрав голову, водил носом из стороны в сторону, другой чавкал какой-то травой. Я сорвал несколько веток малины с ягодами, протянул одному из них. Он с радостью запихал ветку в рот и потянулся за добавкой, но второй не спешил к нам. Я с удивлением заметил, что в тени медвежата растворяются, их шерсть поглощает свет, отчего они сливаются с тёмными предметами, чудесное приспособление, маскирующая этих зверей. Доев малину, медвежонок потерял ко мне интерес и вновь полез в кусты, ломая ветки и чавкая, удаляясь в чащу. − Ага, − подумал я, − так они и будут за мной ходить, как же. Это к Петровичу они привыкли, но меня они могут признать только если со мной будет сгущёнка, ну может опасность какая появиться.
И тогда мне пришла замечательная идея, ведь по тайге они бродят с мамашей, и та на них постоянно порыкивает, а то и грозно рычит, а почему бы мне не попробовать. Я зарычал, как мне показалось даже грозно. Медвежата замерли, но не пошли ко мне. Тогда я набрал в лёгкие воздух и попытался рыкнуть утробно. Получилось! Зверёныши кинулись ко мне, а один с белыми пятнами на шее даже прижался к ноге, посидел немного, потом поднялся на лапы и стал всматриваться в лес. 
− Вот то-то же! − гордо заявил я этим беспокойным пострелам. Дальше у нас всё пошло свои чередом, медвежата копались в кустах, под корнями, даже забирались на деревья, я их фотографировал, иногда порыкивал, если они удалялись или начинали драться. Неожиданно на тропе я увидел туристов.
− Надо же, − подумал я, тут отродясь не было этого злочного племени, откуда они заявились?
Поэтому утробно зарычал, приманивая зверей. Девушка опешила, резко остановилась, из-за её плеча выглянул парень и уже хотел что-то сказать, как я вновь зарычал, поворачиваясь к ним боком и наклоняясь чуть вперёд. В это время из кустов выскочили медвежата. Один из них увидев чужих, схватился за мою штанину, приподнялся, вытянул шею, второй спрятался за меня, но быстро освоился, выглянул. Я вновь на них рыкнул, раскатисто и тяжело. У девушки глаза расширились до таких величин, что ей и не снилось, а парень вдруг закричал. Они ломанулись обратно по тропе с такой скоростью, что я даже не успел им что-то сказать, лишь развёл руками, посмотрел во след и обратился к медвежатам: − Вот ходят по лесу сумасшедшие, приличным зверям гулять мешают.
Через пару часов я вернулся к заимке. Петрович хлопотал над закопчённым котлом, услышав мой призывной рык, он отложил черпак и сказал: 
− Ты прям как медведица.
− Точно, меня сейчас за неё туристы приняли, наверное подумали,  оборотень, испугались, с криками рванули обратно. 
− И правильно, нечего тут болтаться бездельникам, − усмехнулся хозяин заимки. 

Первым шла девушка с оранжевым рюкзаком, она ворчала, жаловалась, кого-то отчитывала, за ней плёлся долговязый парень, пытаясь оправдываться. И когда они меня увидели, я вспомнил про медвежат. − Вот, − думаю, − сейчас эти шатуны пуганут малых.