Учитель доброго и прекрасного

Бесчисленное множество учеников академика Д.С. Лихачева можно найти среди тех, кто десятки лет брал у него уроки, пользуясь его замечательными книгами и статьями. Каждая новая его книга становилась для читателя своеобразным учебным курсом, и практически каждая новая его газетная или журнальная статья являлась очередным его уроком. Уроки же Дмитрия Сергеевича Лихачева – это всегда уроки о добром и прекрасном, о прошлом и будущем России, о русской литературе и родной культуре.

В статье «Культура как целостная среда» Дмитрий Сергеевич написал такие удивительные слова: «Культура – это святыни народа, святыни нации. Что такое, в самом деле, старое и уже несколько избитое, затертое (главным образом от произвольного употребления) понятие «Святая Русь»? Это, разумеется, не просто история нашей страны со всеми присущими ей соблазнами и грехами, но – религиозные ценности России: храмы, иконы, святые места, места поклонений и места, связанные с исторической памятью».

Говоря об идеале, которым жила Древняя Русь, Дмитрий Сергеевич писал: «Чем ближе мы возвращаемся к Древней Руси и чем пристальнее начинаем смотреть на нее (не через окно, прорубленное Петром в Европу, а теперь, когда мы восприняли Европу как свою, оказавшуюся для нас «окном в Древнюю Русь», на которую мы глядим как чужие, извне), тем яснее для нас, что в Древней Руси существовала своеобразная и великая культура... В прошлом мы привыкли думать о культуре Древней Руси как об отсталой… Если исходить из современных представлений о высоте культуры, признаки отсталости Древней Руси действительно были, но, как неожиданно обнаружилось в ХХ веке, они сочетались в Древней Руси с ценностями самого высокого порядка – в зодчестве, иконописи и стенописи, в декоративном искусстве, в шитье, а теперь стало еще яснее: и в древнерусской хоровой музыке, и в древнерусской литературе».

Отвечая на вопросы «Как возникла древняя русская литература? Откуда черпала она свои творческие силы?», Лихачев утверждал, что «появление русской литературы в конце Х – начале ХI века «дивлению подобно»: «Перед нами как бы сразу произведения литературы зрелой и совершенной, сложной и глубокой по содержанию, свидетельствующей о развитом национальном и историческом самосознании».

«Можем ли мы говорить, что византийская религия «повлияла» на русскую, что византийское Православие оказало «влияние» на русское язычество? – вопрошает ученый. – Конечно, нет! Византийское христианство не просто «повлияло» на религиозную жизнь русских, – оно было перенесено на Русь. Оно не изменило, не преобразовало язычества, – оно его заменило». И перенос этот, по мнению академика, был весьма своеобразным, творческим и, конечно, не механическим. Но так называемого «двоеверия» в Древней Руси не было. В статье «Крещение Руси и государство Русь» Лихачев утверждает: «Двоеверия вообще не может быть: либо вера одна, либо ее нет».

Вообще, о религиозном самосознании Д.С. Лихачев писал редко, но всегда очень серьезно. Например, в заметках «О жизни и смерти» он отмечал: «Религия либо занимает основное место в жизни человека, либо у него ее нет вовсе. Нельзя верить в Бога «попутно», «между прочим», признавать Бога как постулат и вспоминать о Нем только, когда спрашивают».

Говоря о православной византийской, болгарской, сербской или русской культуре, Лихачев чаще всего именовал православную культуру христианской, подчеркивая тем самым вселенское (всемирное) значение Православия.

«Что для меня лично самое важное в Православии? – православное (в отличие от католического) учение о триединстве Бога. Христианское понимание Богочеловечества и Страданий Христа (иначе не было бы оправдания Бога) (кстати, спасение человечества Христом было заложено в надвременной сущности человечества). В Православии для меня важна сама древность обрядовой стороны Церкви, традиционность, постепенно отменяемая даже в католичестве. Экуменизм несет в себе опасность безразличия к вере».

Эти слова свидетельствуют о том, что Дмитрий Сергеевич прекрасно знал православную догматику. Глубокая христианская вера наполняла его любовью к православной культуре России во всех ее проявлениях – в слове и книге, в храмах и иконах, в пении и колокольных звонах, в монастырской культуре и святорусском подвижничестве.

В книге «Великая Русь», изданной по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II и отпечатанной в Италии в 1994 году, перу Лихачева принадлежит первая часть – «Литература Руси ХI – начала ХIII веков». Это – вершина духовного наследия великого ученого, посвятившего большую часть своей жизни изучению и сохранению православной культуры России. Здесь дан прекрасный анализ таким выдающимся памятникам православной культуры Древней Руси, как «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, сочинения князя Владимира Мономаха, «Житие Феодосия Печерского», «Киево-Печерский патерик», «Хождение игумена Даниила», «Моление Даниила Заточника» и другим известным памятникам древнерусской литературы.

Научное, литературное, духовное наследие академика Дмитрия Сергеевича Лихачева велико. Мы, несомненно, нуждаемся в самом тщательном его изучении. И пусть книги, статьи, письма и воспоминания выдающегося ученого станут для нас его духовным заветом. Наш долг – хранить память о нем как об УЧИТЕЛЕ доброго и прекрасного и продолжать у него учиться.

Протоиерей
Борис ПИВОВАРОВ

Сегодня мы предлагаем нашим читателям несколько статей из сборника «Раздумья», написанных всемирно признанным авторитетом в области изучения культуры Древней Руси, академиком Дмитрием Сергеевичем Лихачевым в форме эссе, новелл, размышлений. Д.С. Лихачев был не только выдающимся ученым. Он был писателем, чутко откликавшимся на острые проблемы современности и оставившим свой яркий след в русской публицистике XX века.

Нравственные вершины

Вот о чем бы хотелось сказать: в «Заметках о русском» и в «Диалогах о дне вчерашнем, сегодняшнем и завтрашнем» я уже обращал внимание на некоторые черты русского характера, на которые в последнее время как-то не принято обращать внимание, – на доброту, открытость, терпимость, отсутствие национального чванства и пр. Читатель вправе спросить, а куда же девались в «Заметках» отрицательные черты русского человека? Разве русским свойственны одни только положительные черты, а другие народы их лишены? На последний вопрос читатель при желании найдет ответ в самих «Заметках»: я говорю в них не только о русском народе... А что касается первого вопроса, касающегося русских недостатков, то я вовсе не считаю русский народ их лишенным: напротив, их у него много, но... Можем ли мы характеризовать народ по его недостаткам? Ведь когда пишется история искусств, в нее включаются только высшие достижения, лучшие произведения. По произведениям посредственным или плохим нельзя построить историю живописи или литературы. Если мы хотим получить представление о каком-либо городе, мы ознакомимся прежде всего с его лучшими зданиями, площадями, памятниками, улицами, лучшими видами, городскими ландшафтами.

О каждом народе следует судить по тем нравственным вершинам и по тем идеалам, которыми он живет. Благожелательность к любому народу, самому малочисленному! Эта позиция самая верная, самая благородная. Вообще говоря, любая недоброжелательность всегда воздвигает стену непонимания. Благожелательность, напротив, открывает пути правильного понимания.

Самолет не падает на землю не потому, что он крыльями «опирается на воздух», а потому, что он подсасывается кверху, к небу... В народе самое важное – его идеалы.

От покаяния к действию

Мораль в природе человеческой. Ее нормы устойчивы и вечны. В самом деле, что можно противопоставить заповеди «Не убий»? Какую иную заповедь? «Убий»? А заповеди «Не укради»? Или «Не лжесвидетельствуй»? Однако в моей почте встречаются письма, выдержанные в духе пренебрежительном по отношению к верующим, священнослужителям. Это не только плоды невежества, но и отсутствие культуры демократии.

У нас бытует мнение, что монастыри были рассадниками мракобесия. Но кто же переписывал книги? Кто вводил новые системы хозяйствования, как, скажем, на Соловках? Кто выводил новые сорта плодов? Проблемами генетики и селекции именно в монастырях занимались еще в Древней Руси! Ведь было известно около трехсот сортов яблок! Я уж не говорю об эстетике – эстетике церковного пения, эстетике церковного слова, живописи, архитектуры, которой мы сейчас восхищаемся и которая всегда была на высочайшем уровне.

Непререкаемый авторитет

Обаятельный образ Франциска Ассизкого связан с нищетой. И то же – Сергий Радонежский. Но Франциск – нищенствующий святой, а Сергий – нищий крестьянин. И в этом существенное различие.

Сергий сам плотничал, ставил кельи, таскал бревна, носил воду в двух водоносах, пек хлебы, сам шил одежду и тачал обувь – делал всю черную работу и даже нанимался плотничать за гнилые хлебы. Когда слава его прошла уже по всей Руси, он все же не изменял своего трудового образа жизни. Именно поэтому он получил в народе огромную славу и непререкаемый авторитет, с которым вынуждены были считаться самые верхи московского государства и Русской Церкви.

Приходившие к нему на поклонение люди принимали его за простого работника и не хотели верить, что перед ними прославленный во всей Руси игумен. К нему приезжает сам великий князь Дмитрий Донской за советом и помощью. И помощь его действенная. Когда нижегородский князь Борис не покорился Москве, по слову Сергия были затворены в Нижнем все церкви, и Борис, опасаясь народа, вынужден был покориться. Дмитрию Донскому перед выступлением в поход против Мамая Сергий дает в войско двух иноков, веля им сражаться. Это было против церковных обычаев, запрещавших инокам воевать. Тем самым Сергий освятил поход против Мамая как святое дело и способствовал подъему духа в войске Дмитрия.

Назначение человека на земле выражается в смирении по отношению к Богу. Потому что «Бог гордому противится, а смиренному дает благодать». И, если человек впервые приходит в храм, – не с желанием покритиковать, дать оценку, – то с чем он сразу сталкивается? Он слышит не знакомый ему язык, видит иконы или фрески с ликами неведомых ему святых. Он покупает свечку и не знает, куда ее поставить. Человек смущен, растерян, не ведая, как себя вести; о гордости, естественно, не может быть и речи. Вот в этот момент он стихийно, за свою робость получает нечто и говорит: «Да, что-то здесь (в Церкви) есть», – и с этим чувством душевного покоя выходит из храма. Возможно, позже, когда он еще раз захочет ощутить это «нечто», то вернется сюда. И от того, как мы, служители Церкви, поведем себя по отношению к нему, будет зависеть, возникнет ли у человека потребность обращаться к ней за разрешением вопросов, которые ставит перед ним жизнь. Мы, пастыри, обязаны четко сформулировать вначале для себя, а затем и для него, в чем именно должно выражаться назначение человека по отношению к Богу, и как помочь ему удержать стихийно приобретенную благодать. Конечно, мы знаем, что храм – это место особого присутствия благодати Божией, и без Церкви нет спасения. Но – почему? Мы должны дать обоснование тому, о чем ежедневно проповедуем с амвона.

Итак, что, кроме благодати Святого Духа, имеет место в Церкви? – текст. «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог» (Ин. 1, 1). Евангелие не зря называют Книгой жизни. Это – Книга жизни каждого из нас. Если мы живем неправильно, то голос Благой Вести нам не слышен, следовательно, и голоса Церкви мы не понимаем.

На чем строится богослужение? Что является его центром? Христос. Сколько бы мы ни цитировали богослужебных текстов, речь в них всегда идет о Благой Вести. Пусть говорят, что все это уже отжило – нельзя забывать, что мир лежит во зле. Можно, конечно, сегодня собирать тысячные залы и рассуждать о современной нравственности, как это делают, допустим, баптисты. Но я считаю, что православные должны опираться на опыт святых отцов. К примеру, преподобный Серафим Саровский на протяжении многих лет ежедневно читал Евангелие. За неделю он прочитывал весь Новый Завет, включая Послания апостолов. Бывает, человек нравственно упал, и, чтобы подняться, ему необходимо иметь какую-то внутреннюю опору. Да, он может прийти в храм, при условии, что там ежедневно служат Божественную литургию. Но ведь она – венец богослужения, значит, нужно понимать ее, иметь литургическую интуицию. Если же у человека этого знания нет, а есть только некая потребность в том, что могло бы преобразить его изнутри? Без всяких оговорок ее, эту потребность, может удовлетворить Евангелие, Благая Весть. Вот когда человек поднимется, сбросив, хотя бы на время, эти душевные узы, тогда он пойдет в храм, и мы еще поговорим о том, как Церковь, посредством слова Божия, формирует наше православное самосознание, каким образом она осуществляет домостроительство нашего спасения.

Что есть церковное Таинство, в частности, исповедь – особенно, если мы правильно к ней приступаем – с осознанием собственной немощи и своего недостоинства? Это формула, благодаря которой человек ПРИХОДИТ В СЕБЯ, если говорить евангельским языком, – как блудный сын, пришед же в себя, сказал: «Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! Я согрешил против неба и пред тобою» (Лк. 15, 18). То есть он смиряется и, таким образом, осуществляет свою цель по отношению к Богу, через смирение получая благодать Святого Духа. Так же происходит и во время Литургии. Мы же не маги, и не читаем заклинания, с помощью которых любой, зайдя с улицы и вкусив хлеба и вина, непременно встретится с Богом. Божественная литургия – это целый путь. Почему раньше была литургия оглашенных, и до сих пор мы трижды произносим «Елицы оглашении изыдите!»? Почему мы даже закрываем двери, как бы выгоняя их вон? Потому, что они еще не готовы к встрече с Богом, для этого их еще надо огласить. И я убежден, что проповедь непременно должна звучать именно после чтения Евангелия, причем обязательно на евангельскую тему. Не после запричастного, как это принято во многих храмах, когда люди прослушали запричастный стих, духовный концерт и совершенно расслабились, а на литургии оглашенных. Мы должны стараться привить нашим прихожанам литургическую интуицию. Кстати, в ранние века христианства, особенно в Греции, богословские темы обсуждались даже на базарах – так это все было близко сердцу первохристиан.

Вот мы говорим, что Церковный устав – богодухновенный, и надо жить по нему. Но почему, например, надо поститься – только ли потому, что таким образом мы смиряем себя? И почему Великий пост предваряет Пасху, а годовой евангельский круг прерывается именно в пятницу мясопустной седмицы Евангелием от Марка, в котором повествуется о страданиях и смерти Христа? Потому, что мы распяли Христа в своем сердце. И, если мы услышим еще Евангелие на сырной седмице, в нем напоминается о том же. То есть пост – это вовсе не диета, и необходим он, прежде всего, для духовного, а не физического здоровья – чтобы воскресить в своем сердце распятого нами Христа. Из этого исходят и те священные тексты, которые мы слышим за богослужением.

Предположим, человек, который по объективным причинам может присутствовать в храме лишь одну неделю в год, решил поговеть, чтобы через неделю встретиться с Богом в Таинствах Исповеди и Причастия. Что он мог бы при желании услышать?

Первая седмица Великого поста

Понедельник

«Всечестное воздержание начнем светло, лучами сияющее святых заповедей Христа Бога нашего, любве светлостию, молитвы блистанием, чистоты очищением, благомужества крепостию: яко да светоноснии предварим во святое и тридневное воскресение, осиявающее нетление миру» (Триодь. пост. Понед. l-й седм. Вел. поста. Седален по 3-й кафизме).

Итак, мы вступили в период Великого поста с намерением вместе с Церковью пройти этот особо значимый для нас отрезок жизни. «Се время покаяния, се день спасительный, пощения вход: душе бодрствуй, и страстей входы затвори ко Господу взирающи» (Триодь. пост. Понед. l-й седм. Вел. поста. 1 Песня Канона).

На чем делает акцент наша заботливая Мать? К Кому и как мы должны направлять наши вопрошания? Вчера, в неделю воспоминания Адамова изгнания, святая Церковь обобщила отпадение человека (Адама) от Бога, указав на преслушание – нарушение единой, данной Господом заповеди. Мы же, упорствуя в непослушании, дошли до распятия в своем сердце Христа. Потому, сделав первый шаг на пути к воскрешению Его в своем сердце, невольно вопрошаем, «яко да светоноснии предварим во святое и тридневное воскресение»: «Как ныне моего восплачу отпадения; какое начало сотворю спасения моего, блудно пожив, щедре?..», предваряя каждое свое вопрошание искренней, исходящей из глубины сердца, молитвой «Помилуй мя, Боже, помилуй мя».

Святая Церковь не читает в продолжение всего Великого поста Евангелие, не ведет нас последовательно по пути евангельского годового круга, который завершился вместе со смертью (по нашей вине!) Христа. Как можем мы после этого жить, словно ничего не случилось. Для чего же тогда святая Церковь определила поститься? Не для того ли, чтобы напомнить слова Христа: «Когда отымется от них Жених, тогда постятся в тыя дни» (Лк. 5, 35). Нет, мы должны пожить без Христа, намучиться от осознания своего ничтожества, своей богооставленности.

«Чтобы обрести переживание Бога, надо пережить тысячу мраков Его отсутствия или незримости. Когда же ты через это получишь опыт собственного незнания Бога, полной Его незримости, когда ты почувствуешь, что погружен во мрак своей греховности, и осознаешь полное бессилие, тогда ты удостоишься получить в качестве приданного Божественную благодать» (Старец Емилиан Метеорский «Путь умного делания», М., 2004, С. 202).
«Колесница огненная прият Илию чуднаго, постом вооруженнаго, Моисея показа зрителя неизреченных: мы сей приимше, узрим Христа» (1.П.К.).

Вот на что настраивает нас святая Церковь. Вот почему именно с ней важно проходить период великой скорби.
3акончилась утреня. В очередной раз святая Церковь словами канона напомнила нам о важности поста как средства для умилостивления Христа: «Грядите людие, днесь воспримем пощений дарование, яко богодарованное время покаяния, в сем Спаса умилостивим» (1 П.К.).

И вдруг мы слышим грозное пророчество Исаии пророка, которому предшествуют слова: «Весть (знает) Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет»; «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста».

«Слушайте, небеса, и внимай, земля, потому что Господь говорит: Я воспитал и возвысuл сыновей, а они возмутuлись против Меня. Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего; а Израuль не знает [Меня], народ Мой не разумеет. Увы, народ грешный, народ обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные! Оставили Господа, презрели Святаго Израилева, – повернулись назад. Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство? Вся голова в язвах, и все сердце исчахло. От подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места: язвы, пятна, гноящиеся раны, неочищенные и необвязанные и не смягченные елеем. Земля ваша опустошена; города ваши сожжены огнем; поля ваши в ваших глазах съедают чужие; все опустело, как после разорения чужими. И осталась дщерь Сиона, как шатер в винограднике, как шалаш в огороде, как осажденный город. Если бы Господь Саваоф не оставил нам небольшого остатка, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре. Слушайте слово Господне, князья Содомские; внимай закону Бога нашего, народ Гоморрский! К чему Мне множество жертв ваших? говорит Господь. Я пресыщен всесожжениями овнов и туком откормленного скота, и крови тельцов и агнцев и козлов не хочу. Когда вы приходите являться пред лице Мое, кто требует от вас, чтобы вы топтали дворы Мои? Не носите больше даров тщетных: курение отвратительно для Меня; новомесячий и суббот, праздничных собраний не могу терпеть: беззаконие – и празднование! Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя: они бремя для Меня; Мне тяжело нести их. И когда вы простираете руки ваши, Я закрываю от вас очи Мои; и когда вы умножаете моления ваши, Я не слышу: ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь; удалите злые деяния ваши от очей Моих; перестаньте делать зло; научитесь делать добро, ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту, вступайтесь за вдову. Тогда придите – и рассудим, говорит Господь. Если будут грехи ваши, как багряное, – как снег убелю; если будут красны, как пурпур, – как волну убелю. Если захотите и послушаетесь, то будете вкушать блага земли; если же отречетесь и будете упорствовать, то меч пожрет вас: ибо уста Господни говорят» (Ис. 1, 2 – 20).

Страшно! Но, «аще не бы Господь... оставил нам Семене, то мы были бы то же, что Содом, уподобились бы Гоморре».

А посему: «Работайте Господеви со страхом, и радуйтеся ему с трепетом».

Вторник

«Господи, спасительное воздержание двоеденствующе вопием Ти: умили сердца нас, рабов Твоих, и прими сущия со страхом молитвы наша, подая нам благотеченное поста поприще, очищение и велию милость» (Триодь пост. Втор. 1-й седм. Вел. пост. Седален по З-й Кафизме).

Начинается отсчет дней, приближающих нас к богопознанию. Ибо познать, увидеть Бога возможно только в сердечной чистоте. А чистота сердечная, в свою очередь, стяжается только молитвой.

Потому и призывает нас святая Церковь: «Приидите, снидем в клеть душевную, Господеви молитвы воздающе, и вопиюще: Отче наш, иже на небесех, долги наша ослаби и остави, яко един благоутробен» (Триодь пост. Втор. 1-й седм. Вел. пост. 1 П.К.).

«Положена решимость жить по-христиански: (но) это семя жизни (решимость) не бывает окружено в человеке благоприятствующими ему стихиями; и при этом весь человек, его тело и душа остаются неприспособленными игу Христову; потому с сей минуты начинается у человека потовой труд – образовать всего себя, все свои силы по– христиански. Вот почему, тогда как возрастание, например, у растений, есть постепенное развитие сил, легкое, непринужденное, у христианина оно есть многотрудная борьба с самим собою – напряженная и скорбная; ему надо настраивать свои силы на то, к чему у них нет расположения: он, как воин, каждый шаг земли, хотя своей же, должен отнимать у врагов войною – обоюдоострым мечем самопринуждения и самопротивления. Наконец, уже после долгих трудов и усилий, начала христианские являются победоносными, господствующими без сопротивления, проникают весь состав естества человеческого, вытеснив из него враждебные себе требования и стремления, и поставляют его в состояние бесстрастия и чистоты, сподобляя блаженства чистых сердцем – зреть Бога в себе в преискреннем с Ним общении» (Свт. Феофан Затворник).

«Трезвися, бодрствуй, воздохни, прослезися, постом все бремя греха, душу отвергни, теплым покаянием отбегни огня, и плачем страстей плачевную ризу раздери, одежду божественную приемлющи» (Триодь пост. Втор. l-й седм. Вел. пост. 1 П.К.).

Какая бездна премудрости! Только внимай. И Церковь, повторяя вчера сказанные слова пророка Исаии, подтверждает: «Аще хощете, и послушаете Мене, благая земли снесте (будете пожинать блага земли). Аще же не хощете, ниже послушаете Мене, мечь вы пояст (меч вас сокрушит)» (Ис.19-20).

Мы все время стоим перед выбором: либо «постом приложившеся к молитв горе... сердцем чистым видим Бога», либо погибнем «от страстей вредных, от зависти и ненависти, от всякия злобы». Кто же поможет нам? «Кто огнь угаси; кто зачне уста зверей?» – вопрошаем мы вместе с Церковью. «Видите, видите, яко Аз есмь Бог, в плоть облекийся волею Своею, да спасу Адама, от лести падшаго в преступление змием» (Ирмос 1-й Песни Канона). Вот сколько мыслей предлагает нам ежедневно наша заботливая Мать. И это – только малая часть целого моря боговедения. «Надо помнить и крепко себе усвоить, что богослужение, в самом широком смысле этого слова, – то есть песнопения, чтения из Писания и поучительных отеческих книг – неисчерпаемое богатство нашей иконописи и символических действий при Таинствах и повседневных службах, равно как и народно-бытовая мудрость в обычаях, связанных с отдельными праздниками и чинопоследованиями, – все это есть источник нашего богословского назидания и боговедения.

Нельзя ограничивать изучение святоотеческих творений одними только богословскими трактатами в прозе; надо обратиться и к церковной поэзии, иконописи, символике и вообще к богослужению», – говорится в книге «Путь умного делания» (М., 2004. С.112).

«Господи, избави мя всякаго неведения, и забвения, и малодушия, и окамененнаго нечувствия».

Среда

«Рече Господь: слушающий Меня будет жить безопасно и спокойно, не страшась зла» (Притч. 1, 33), – напоминает святая Цepковь, призывая еще раз сопережить спасительные страдания Христа на Кресте.
«Распятие пою и прободение божественных ребр Твоих, из нихже питие безсмертное черплю всегда, Христе, и освящаюся» (3 П.К.).

Что сообщает нам благодать? Что возбуждает ревность ко спасению? Только осознание своей вины в смерти Христа, самоотверженное стремление к сердечной чистоте. «Чистоту возлюбим, блуда отбежим, чресла целомудрием препояшем: яко да чисти явимся Чистому, и Единому от всех ищущих чистоты, Спасу душ наших» (9 П.К.). А посему: «Распнем уды воздержанием, трезвимся в молитвах, якоже писано есть, и по следу жительствуем пострадавшаго, и страсти умертвившаго» (3 П.К.).

«Крестом Твоим, Господи, и мене укрепив, постов мне даруй, Благий, благомощно скончати обхождение» (9 П.К.). «Веси создание наше, веси немощь нашу, Человеколюбче: согрешихом, но не отступихом от Тебе, Боже, ниже воздехом руки наша к богу чуждему, пощади нас Твоею благостию, Благоутробне» (Тропарь пророчества на 6-м часе).

«Исповемся Тебе, Господи, всем сердцем моим, – продолжает вопиять сокрушенное и смиренное сердце. – Возвеселюся и возрадуюся о Тебе».

А Церковь продолжает назидать, указывая на источник вдохновения: «И пойдут многие народы и скажут: придите, и взойдем на гору Господню, в дом Бога Иаковлева, и научит Он нас Своим путям; и будем ходить по стезям Eгo. Ибо от Сиона выйдет закон, и слово Господне – из Иерусалима. И будет Он судить народы, и обличит многие племена; и перекуют мечи свои на орала, и копья свои – на серпы: не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать. О, дом Иакова! Придите, и будем ходить во свете Господнем. Но Ты отринул народ Твой, дом Иакова, потому что они многое переняли от востока: и чародеи [у них], как у Филистимлян, и с сынами чужих они в общении. И наполнилась земля его серебром и золотом, и нет числа сокровищам его; и наполнилась земля его конями, и нет числа колесницам его; и наполнилась земля его идолами: они поклоняются делу рук своих, тому, что сделали персты их. И преклонился человек, и унизился муж, и Ты не простишь их. Иди в скалу и сокройся в землю от страха Господа и от славы величия Его. Поникнут гордые взгляды человека, и высокое людское унизится; и один Господь будет высок в тот день» (Ис. 2, 3-11).
«Праведен Господь, и правды возлюби, правоты виде лице Его».

Четверг

«Постимся, братие, телесне, постимся и духовне: разрешим всякий союз неправды: расторгнем стропотная нуждных изменений. Всякое списание неправедное раздерем, дадим алчущим хлеб, и нищия безкровныя введем в домы: да примем от Христа Бога велию милость» (Стихира на Господи воззвах).

Вновь святая Церковь обращает внимание на содержание нашего упования, указывая на то, что преимущественно принадлежит нашему сердцу. Если мы постимся, то не только «телесне», но и «духовне». Если вспоминаем об апостолах, то обращаемся к ним не иначе, как «светолучныя вас яко молнии, в весь мир Иисус мысленное воистину солнце послав, отгнал есть светлостьми вашея божественныя проповеди прелести тьму, боговидцы апостолы». Воздержание называем зарей, «освещающей душу и отгоняющей греховное омрачение». Сладострастие, коим прельщает нас «льстивый», называем «удицею», попадаясь на которую мы становимся пленниками греха. «Божественныя добродетели колесницею», «на воздушную высоту вперяем ум», падаем «в глубокую пучину сластей», призывая «бездну благоутробия Божия»… Сколько нужно усилий, чтобы услышать все это! Сколько времени, чтобы научиться разуметь язык богослужения. Ведь это – аскетика в глубочайшем понимании этого слова.

«На этом построены наши богослужения, – говорит владыка Антоний (Блум), – потому что они составлялись не в кабинете, не в уютной обстановке, – они составлялись постепенно людьми, которые колебались между… двумя полюсами, или которые одновременно колоссальной емкостью души охватывали и ужас своей всеконечной ничтожности, и бесконечное величие своего призвания, и свою бесконечную бедноту, и свое беспредельное богатство... В такое богослужение просто, внезапно ввести человека нельзя. Надо ему научиться сначала молиться в основном смысле слова, то есть приобщиться тем двум основным переживаниям» («Путь умного делания», с.201).

«Видимых и невидимых враг избави нас, Господи, да не когда рекут языцы: где есть Бог их, да разумеют, Владыко, яко презирает грехи людей Твоих кающихся» (Тропарь пророчества). Тогда, уже как приговор, звучит голос Церкви, предваряющей пророчество Исаии: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог». Ведь это – позиция души (возможно, даже нашей), лишенной благодати. Что лишает нас благодати Божией?

«Поникнут гордые взгляды человека, и высокое людское унизится; и один Господь будет высок в тот день. Ибо [грядет] день Господа Саваофа на все гордое и высокомерное и на все превознесенное, – и оно будет унижено, – и на все кедры Ливанские, высокие и превозносящиеся, и на все дубы Васанские, и на все высокие горы, и на все возвышающиеся холмы, и на всякую высокую башню, и на всякую крепкую стену, и на все корабли Фарсисские, и на все вожделенные украшения их. И падет величие человеческое, и высокое людское унизится; и один Господь будет высок в тот день, и идолы совсем исчезнут. И войдут [люди] в расселины скал и в пропасти земли от страха Господа и от славы величия Его, когда Он восстанет сокрушить землю. В тот день человек бросит кротам и летучим мышам серебряных своих идолов и золотых своих идолов, которых сделал себе для поклонения им, чтобы войти в ущелья скал и в расселины гор от страха Господа и от славы величия Его, когда Он восстанет сокрушить землю» (Ис. 2, 11-21).

Как избежать этого? Что способно удержать от падений? Ревность по Бозе, растворенная благодатью! Стремление к тому, на что обращает наше внимание святая Церковь своим, безмерным по глубине содержания, богослужением. «Наш богослужебный обиход, содержа огромное богатство песнопений, переплетенных с чтением из Ветхого и Нового Заветов, с поучениями из святых отцов, аскетических сборников и житийной литературы, является источником богопознания и углубления в истины православного богословия. Раскрытие этой назидательной стороны богослужения... есть мощное оружие и вспомогательное средство для православного ученого и для ищущего богословского назидания…» («Путь умного делания», с.110). «Когда, в результате углубленного размышления над собой, над Евангелием и над путями Божиими мы оказываемся перед лицом своего греха, своей неверности самому высокому нашему призванию, конечно, вонзается в наше сердце острая боль, стыд; глубокий стыд за то, что мы так далеки от того, чем могли бы быть, так не похожи на то, что задумал Бог, когда Он нас сотворил... Но надо остановиться на прошлом, надо вглядеться, без всякой пощады к себе, в темные стороны своей жизни, и мыслей своих, и движений сердца, и в желания, и в поступки, и в отношения. Надо вглядеться сурово и трезво, как врач вглядывается в больного» (Там же, с.198).

Пятница

«Вот, Господь, Господь Саваоф, отнимет у Иерусалима и у Иуды посох и трость, всякое подкрепление хлебом и всякое подкрепление водою, храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливца и старца, пятидесятника и вельможу и советника, и мудрого художника и искусного в слове. И дам им отроков в начальники, и дети будут господствовать над ними. И в народе один будет угнетаем другим, и каждый – ближним своим; юноша будет нагло превозноситься над старцем, и простолюдин над вельможею. Тогда ухватится человек за брата своего, в семействе отца своего, [и скажет]: у тебя [есть] одежда, будь нашим вождем, и да будут эти развалины под рукою твоею. А [он] с клятвою скажет: не могу исцелить [ран общества]; и в моем доме нет ни хлеба, ни одежды; не делайте меня вождем народа. Так рушился Иерусалим, и пал Иуда, потому что язык их и дела их – против Господа, оскорбительны для очей славы Его. Выражение лиц их свидетельствует против них, и о грехе своем они рассказывают открыто, как Содомляне, не скрывают: горе душе их! ибо сами на себя навлекают зло. Скажите праведнику, что благо [ему], ибо он будет вкушать плоды дел своих; а беззаконнику – горе, ибо будет ему возмездие за [дела] рук его. Притеснители народа Моего – дети, и женщины господствуют над ним. Народ Мой! вожди твои вводят тебя в заблуждение и путь стезей твоих испортили. Восстал Господь на суд – и стоит, чтобы судить народы. Господь вступает в суд со старейшинами народа Своего и с князьями его: вы опустошили виноградник; награбленное у бедного – в ваших домах» (Ис. 3, 1-14).

«В учении святителя Феофана первый шаг описывается следующим образом: «Знать и в чувстве сердца содержать свою бедность, свое окаянство и свою безответственность пред Богом. Это есть первая о нас самих истина... Попечемся же возгревать в себе чувство бедности своей, своего окаянства и негодности пред Богом, чтоб непрестанно пребывать в чувстве самоуничижения и смирения и из глубины души взывать: Господи, спаси мя, погибаю!» («Путь умного делания», с. 200).

На эти именно мысли настраивает нас святая Церковь.

«Во мне зря грех, льстивномудрый спешится и содействует греху: радуется бо воистину о моей погибели: но Ты ми даждь исправление Спасе, во онаго убиение, молюся» (Трипеснец, 5 П.).

Осознание «своей бедности» и «окаянства» усугубляется в предстоянии Кресту Господню, – ведь мы помним, что именно «невнимания дреманием греха тяжкий подъях сон» (засыпает в нас совесть), и только «уснувый на Кресте мене ради Христе мой… воздвигает (пробуждает) мя падшаго» (8 П.К.). «Смиривый себе, вознеслся еси за благоутробие на крест…»; «тернием венчався... » (Там же).

Сколько советов для обнаружения в себе внутреннего мира! Крестоношение и есть, по существу, подлинный источник радости. «Миру и сущим в мире радоватеся притекши, ныне яко Христу сраспинаеми, претерпим досаду, ругание, и другия, да с Ним прославимся» (5 П.К.).

«Креста Твоего Господи, сила великая: ибо образующе сего в себе, абие демонов крепость отражаем» (9 П.К.).
«Креста Твоего, Господи, божественным могуществом укрепи мя, непорочное и чистое время поста Тебе приносити» (9 П.К.).

Если мы вместе с Церковью в смирении, терпеливо переносим тяготы жизни; если делаем это постоянно, освящая свой подвиг именем распятого Христа; если и в церковь стремимся затем, чтобы потрудиться во славу Божию, настроить свое сердце на спасение в осознании своего недостоинства, – разве упустим мы хотя бы даже слово, предложенное нашему вниманию заботливой Матерью? А посему: «Постное завещание радостно воспримем: аще бо бы сие праотец сохранил, едемскаго отпадения не прияли быхом. Красный бе в видение, и добрый в снeдь, уморивый мене плод: да не восхитимся веждами, ни да усладится наша гортань почитаемыми брашны, по приятии же безчествуемыми. Бежим невоздержания, и по насыщении страстем не покоримся. Назнаменаемся кровию о нас Веденаго на смерть волею, и не коснется нас губитель: и снемы Пасху Христову священнейшую, во спасение душ наших» (Стихира на стиховне).

Суббота

Прошла первая седмица Великого поста, и мы можем подвести небольшой итог: в чистоте ли телесной, во внимании ли к себе мы провели эту неделю? Кто-то, наверное, может похвалиться тем, что совсем не вкушал пищи в продолжение всей недели. Но тут же необходимо спросить себя в эту первую субботу: в каком состоянии мое сердце? Все ли я попытался сделать, не упустил ли чего?

А Цepковь, как и вceгдa, заботливо напоминает нам о самом насущном, о том, что пытается заслонить от нас дух злобы и что, в свою очередь, является основой христианского делания – о вечно новой заповеди любви, и вновь ставит нас в эту субботу рядом со Христом. Вот только кем мы окажемся рядом с Ним: внимающими Ему смиренными учениками, или фарисеями, осуждающими действия Христа за видимые противоречия с законом?
Мы не должны забывать, что, рано или поздно, настанет конец истории для каждого из нас в частности и для всего человечества вообще. С чем мы предстанем на суд? Ответим ли Богу на Его последнее вопрошание: «JIюбиши ли Мя»? Не обличит ли нас в это время наша совecть, не спросит ли: «А любил ли ты всю жизнь? Чем ты жил? На чем строились твои взаимоотношения с ближними и искренними твоими?»

Но для чего, собственно говоря, вообще любить? Для того, чтобы быть с Богом, ибо «плоть немощна, а дух бодр», а ободряемся мы только в стремлении к любви. Потому, вновь для нас звучат слова: «Сие заповедаю вам, да любите друг друга. Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел. Если бы вы были от мира, то мир любил бы свое; а как вы не от мира, но Я избрал вас от мира, потому ненавидит вас мир. Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше. Но все то сделают вам за имя Мое, потому что не знают Пославшего Меня.

Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем. Ненавидящий Меня ненавидит и Отца моего. Если бы Я не сотворил между ними дел, каких никто другой не делал, то не имели бы греха; а теперь и видели, и возненавидели и Меня и Отца Моего. Но да сбудется слово, написанное в законе их: «возненавидели Меня напрасно». Когда же придет Утешитель, Которого Я пошлю вам от Отца, Дух истины, Который от Отца исходит, Он будет свидетельствовать о Мне; а также и вы будете свидетельствовать, потому что вы сначала со Мною. Сие сказал Я вам, чтобы вы не соблазнились. Изгонят вас из синагог; даже наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ин. 15, 17 – 16, 2).

Продолжая укреплять себя постом и внимая словам Благовестия Христова, по временам утешающим нас, мы должны научиться слышать призыв к любви. Мы знаем, что ожидает нас впереди, знаем, что «тесен путь и узки врата», ведущие в жизнь вечную, и немногие войдут ими. Но также знаем, что Бог только «гордому противится, а смиренному дает благодать» (1 Пет. 5, 5).

«Итак укрепляйся, сын мой, в благодати Христом Иисусом, и что слышал от меня при многих свидетелях, то передай верным людям, которые были бы способны и других научить. Итак переноси страдания, как добрый воин Иисуса Христа. Никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику.

Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться. Трудящемуся земледельцу первому должно вкусить от плодов. Разумей, что я говорю. Да даст тебе Господь разумение во всем. Помни Господа Иисуса Христа от семени Давидова, воскресшего из мертвых, по благовествованию моему, за которое я страдаю даже до уз, как злодей; но для слова Божия нет уз. Посему я все терплю ради избранных, дабы и они получили спасение во Христе Иисусе с вечною славою» (2 Тим. 2, 1-10).

Протоиерей
Владимир МАНИЧЕВ

(Продолжение следует)

Семидневная неделя. Часть 2

Продолжение.
Начало см. в №№ 6 (54), 7-8 (55-56) за 2006 г.

Каждый день седмицы, повторяя вкратце богослужение годового круга, посвящен особому прославлению Господа и Его святых. Так Церковь освящает этот малый промежуток времени. Таким образом, седмица прообразует собою всю историю мира – от сотворения его до наших дней; рассказывает как Ветхозаветную историю, так и историю Нового Завета.

Воскресный день является древнейшим из всех дней христианского богослужения. Первый день седмицы, в который Господь наш Иисус Христос воскрес из мертвых, посвящен в продолжение всего года воспоминанию Его славного Воскресения, как главнейшего торжества христианской веры. В Новом Завете он называется «единою от суббот» (Лк. 26, 1), «первою субботою», то есть первым днем (Мк. 14, 9), днем недельным, или неделею. Для христиан он занял место ветхозаветной субботы, дня, посвященного особому служению Богу и ближним, согласно заповеди, данной Моисею на горе Синайской.

В речах к язычникам древние писатели Церкви иногда называли неделю днем Солнца, потому что у язычников так именовался первый день. У святого Иустина Философа читаем: «Христиане в день Солнца собираются для богослужения потому, что это есть первый день, в который Иисус Христос, Спаситель наш, воскрес из мертвых». Тертуллиан, отвечая на обвинения со стороны язычников в том, что христиане, почитающие первый день недели, тайно поклоняются солнцу, писал: «…хотя христиане проводят день Солнца в радости, но это иное дело, нежели поклонение солнцу». Для отличия же воскресного дня от иудейской субботы, древние христианские писатели чаще всего называли его днем Воскресения Господня, или просто днем Господним. Это название мы встречаем в законах первых христианских правителей, таких как Константин Великий, Валентиниан и другие. Обращаясь к христианам, они называли первый день недели воскресным, а обращаясь к язычникам – днем Солнца.

Подобно тому, как в Ветхозаветной Церкви седмицу иногда называли субботой – по имени первого и главного из ее дней, христиане называют ее неделей. Таким образом, вся седмица становится как бы одним днем богослужения. В «Разговоре с Трифоном-иудеем» святой Иустин Философ говорит, что «новый закон хочет, чтобы мы хранили непрестанную субботу».

В первый день после воскресного святая Церковь вспоминает святых ангелов, прославляя и призывая Силы бесплотные.

Во вторник после ангелов в своих молитвах она сугубо обращается к Пророку, Предтече и Крестителю Господню Иоанну, возвестившего пришествие Господа, крестившего Спасителя нашего Иисуса Христа, пострадавшего за истину и во аде благовестившего Бога, «явльшегося плотию». Эти дни как бы представляют нам времена ветхозаветные. По учению апостолов, слово Ветхого Завета возвещено Ангелами (Евр. 2, 2; Деян. 7, 30, 35), и Предтеча является последним из пророков и первым из апостолов. Таким образом, во вторник, как бы в конце Ветхого Завета, приходит Предтеча, а за ним в среду грядет Господь Иисус Христос.

В следующие дни воспоминаются события Новозаветной истории.

В среду Спаситель был предан Иудой Искариотским (Мф. 26, 2; 14 -16), и Церковь с апостольских времен посвятила этот день благоговейному воспоминанию предания Господа на страдания и смерть.

В четверг прославляются и воспоминаются святые апостолы и Святитель Николай, архиепископ Мир Ликийских. Кроме того, в этот день Спаситель установил Таинство Святого Причащения и, при Своем Вознесении, утвердил апостолов в звании всемирных проповедников и учителей. Между преемниками апостолов Церковь особенно почитает Святителя и Чудотворца Николая, прославляя его в этот день вместе с первыми учениками Христа.

В пятницу (по-славянски пяток) Спаситель претерпел сами страдания и Крестную смерть для нашего спасения (Ин. 19, 14; 31), и память об этих событиях совершается с первых веков христианства. В 69 Апостольском правиле предписывается поститься в среду – в память о предании Господа и в пяток (пятницу) – в память Его страданий и смерти. По свидетельству писателей Церкви II и III веков, древние христиане собирались в пятый день седмицы для общественного богослужения, которое состояло в приношении молитв, пении псалмов, чтении Священного Писания, проповеди слова Божия и совершении Таинства Святого Причащения. Древнегреческий философ Сократ, живший в 470—399 гг. до Р.Х., свидетельствует о том, что «в Александрии в пятницу при богослужении было читаемо Писание, и пастыри изъясняли его, и совершали все, что принадлежало к Литургии, кроме освящения Таин. Этот обычай сохранился в Александрии с древних пор». Его слова говорят о том, что христианская традиция совершения литургии Преждеосвященных Даров в среды и пятницы Великого поста уходит своими корнями в ветхозаветные времена.

По обретении в IV веке Животворящего Креста Господня Церковь соединила воспоминание предания Спасителя на страдания и смерть в среду и пятницу с поклонением Всечестному Древу Креста Господня, на котором и совершились страдания Иисуса Христа.

Суббота – последний день в седмице, сохранила еврейское наименование «шаббат», означающее «покой». Этот день святая Церковь посвящает воспоминанию Сотворения мира видимого и невидимого. Она отличает субботний день не только последованием богослужения, но и облегчением поста на протяжении всего года, кроме субботы Страстной Седмицы. В эту субботу, называемую Великой, Спаситель почил во гробе плотию, и всей Православной Кафолической Церкви, со времен апостольских, надлежит соблюдать пост. Это записано в 16-м, 29-м, 49-м и 51-м правиле Лаодикийского Собора.

Ежедневно прославляя всех святых и поминая всех умерших, Православная Церковь особенно в субботу – день ветхозаветного покоя временного – призывает и ублажает всех святых, которых Господь привлек к Себе (Ин. 12, 32) в жилище вечного блаженного покоя.

Итак, завершая этот краткий обзор семидневного (недельного) временного цикла, мы можем сказать, что первый день недели – воскресный день, или день Господа, и вся древневавилонская планетарная седмица приобрели совершенно новый смысл в связи с седмицей Страстей Христовых, христианским праздником Пасхи. Не случайно неделя как универсальная единица счета времени получает свое широчайшее распространение именно в первые века христианства. В 312 году от Р.Х. Константин Великий сделал «день Солнца» официальным праздничным днем империи. Он приказал, чтобы «все судьи… а также все ремесленники в почитаемый день Солнца отдыхали». Начиная с той поры, все попытки искоренить семидневную неделю из календарного ритма человечества (включая опыт Французской революции) оказались тщетными. По-видимому, ритм этот далеко не случаен, и борьба с ним – скорее всего, борьба человека с еще не познанными им законами. В связи с этим интересно привести высказывание Д.И. Менделеева о роли этой календарной единицы, сделанное им на заседании Комиссии по вопросу о реформе календаря в России:

«Неделя в семь дней признана почти всюду не только христианскими народами, но и большинством иноверных. Трогать ее я не вижу никакого повода; это дело обычая, и ведет начало не только от седмицы творения, но отчасти и от легкости счета малых чисел – до семи. Притом недельный счет так тесно связан со всею духовною и практическою жизнью, что трогать его было бы безрассудно».

Алексей ИВАНОВ,
послушник Вознесенского кафедрального собора