О многочадии и любви

Читая очередную, двадцатую или двадцать восьмую, статью на тему «дети в храме», я уловила в ней некую новую тенденцию. Раньше мотивы подобных статей были следующими: многодетной маме тяжело, прихожане должны помочь с детьми, многодетные мамы устают и потому не могут следить за поведением детей, которые бегают по храму и переворачивают подсвечники или дергают священника за фелонь, но детям надо простить, «этожеангелы». Новый мотив, прозвучавший в статье о многочадии, опубликованной на очень хорошем православном ресурсе, был таков: а вот кто эти все прихожане, которые не имеют много детей?  Вот эта бездетная семейная пара – она наверняка ставит свечку об успехе в бизнесе. Вот эта бабушка, «белый платочек» – она наверняка требует, чтобы дети вели себя пристойно, потому что своих детей и внуков нет; а почему нет?! Словом, все прихожане, кроме самого автора статьи, матери четверых детей, выходили какими-то, мягко говоря, недостойными. А резко говоря – просто моральными чудовищами.

 

И вот тут, признаться, мне стало страшно. Оказывается, люди в храм приходят не молиться, а рассматривать нас как экспонаты зоологического музея: у кого из нас сколько детей и почему их именно столько.

Споры о многочадии и малочадии в нашей среде – не новость.

Причем определенная часть прихожан истово верует, что многочадие является автоматическим залогом спасения. Такие значительные примеры, как Иоаким и Анна, как Захария и Елисавета, в семье которых было только по одному ребенку, почему-то не принимаются во внимание вообще. Девственный брак святого праведного Иоанна Кронштадского будто бы не существовал. Для ревнителей многочадия как залога спасения сегодня только одно угодно Богу: фертильность.

Но вот какая незадача – ничего не означает автоматического спасения. Ни многочадие, ни бесчадие. Автоматического спасения вообще быть не может – это не карточка на метро, которую ты прикладываешь к турникету и получаешь вход в Царство Небесное. И каждый к этим вратам идет своим путем. Не хочу сейчас углубляться в вопросы сотериологии, не об этом здесь речь. Скорее, о некоей диктатуре определенно настроенных внутрицерковных граждан, которые считают себя вправе решать, кто спасется, а кто нет.

«Церкви нужны позитивные беременные, а не глухие неврастеники!» – заявила одна очень хорошая православная женщина (дай Бог ей здоровья, многочадная). Увы, тут я дерзну возразить. Церкви нужны все и всякие. Здоровые и больные, умные и глупые, богатые и бедные, со слухом летучей мыши и глухие полностью – всякие. Но вот беременность и позитивность (слово какое-то неприятное, очень из философии new age) – явления временные, преходящие. И ведь завтра именно эта хорошая женщина окажется для кого-то другого недостаточно позитивной и недостаточно беременной. Как она будет рассуждать тогда?

«Все эти церковные бабушки, "белые платочки", в свое время сделали много абортов, да и своих дочерей водили на аборты, потому им шикать на чужих детей не comme il faut», – сказал мне другой очень хороший православный человек. Вот тут у меня уже просто слов не нашлось. Вот мы и дошли до главного – до обсуждения и осуждения чужих грехов, и более того – до их измышления. Вот где бесам радость настоящая!

Что все рассуждающие о неугодности Богу бездетных или малодетных знают об истинных причинах бездетности или малодетности? Кто они, чтобы читать в сердцах, – святые, пророки, прозорливцы? Не лучше ли было бы данные духовные усилия затратить на первейшую родительскую обязанность – воспитание в детях уважения к святыне? Почему их дети не скачут через парты или не дергают учительницу за жакет во время контрольной по математике, а во время литургии это позволяется? Выходит, математика для них важнее богослужения?

Я задаю слишком много вопросов, на которые, боюсь, тут же последует ответ, что у меня всего одна дочь, а поэтому я не имею право рассуждать. Хорошие церковные люди уже решили заранее, кто имеет право голоса, а кто нет.

Протоиерей Владимир Гамарис, благочинный Раменского благочиния Московской епархии, священник, известный своим долгим и достойным служением Церкви, говорит: «Я уже читал публикации, что детям на литургии можно всё. А это неправильно. У меня два сына с четырехлетнего возраста стояли, как солдатики по стойке смирно, справа и слева от меня в алтаре и молились всю литургию. Крестились и кланялись на каждом прошении. По милости Божией выросли православными христианами». Не удивлюсь, если церковные дамы, сделавшие из многочадия тренд и берущие на себя труд судить, кто нужен Церкви, а кто – нет, и здесь осудят: ах, всего двое сыновей, значит, Богу неугоден! Если в моих словах и есть сарказм, то он очень горький. Очевидно желание все упростить до первобытного примитивизма: черное – белое, верх – низ, у меня много детей, меня в рай – у тебя нет детей, тебя в ад. Но как жизнь земная, так и жизнь Небесная в схемы не укладываются. И потому не нам, многогрешным, тут устраивать разборы персональных дел в лучших традициях первичных партийных организаций. Хотя попытки все равно не прекращаются – с тех пор, как парткомы утратили свое значение в жизни граждан, эти же граждане пытаются перенести механизмы их действия в церковную жизнь.

Во всех этих действиях, желаниях и стремлениях нет только одного: Христа.

Хороший православный человек, скопом придумавший грехи бабушкам в «белых платочках», заявил, что «они не выполнили главную заповедь – "плодитесь и размножайтесь"». Не споря с тем, что это очень важная заповедь, все же рискну напомнить слова Нового Завета: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга…» (Ин. 13; 34).

Само по себе многочадие не может являться благом только по факту, если за ним не стоит любовь ко Христу и к людям. Если оно является оружием гордыни или измышления чужих грехов, стоит задуматься. Если оно является поводом для рассуждений, что не имеющий детей неугоден Господу, – это уже не христианство, это густое язычество, в крайнем случае – иудаизм. Люди, рассуждающие подобным образом, живут так, будто Христос для них не рождался.

А вот без Христа и Его Любви никакая на земле Церковь невозможна.

Об этом и стоит подумать.

Именно о Любви.