Янина СВИЦЕ. «Духовные» фамилии

В современном обществе духовные по происхождению фамилии довольно распространены, а многие их носители даже и не подозревают, что отдаленный предок мог принадлежать к священническому сословию. Духовные (иногда их еще называют семинарскими) фамилии ‒ это не только Богоявленский, Агров или Херувимов; но и, например Скворцов, Зверев, Касимовский, Борецкий, Великанов, Светлов, Головин, Тихомиров и многие другие.

Если не определить, то хотя бы предположить сословную принадлежность своих предков можно только в том случае если они передали своим потомкам духовные фамилии. Большинство других русских фамилий, в общем-то, всесословны, в том числе и «громкие» дворянские. Например, Гагарины ‒ это и представители древнего княжеского рода, и смоленские крестьяне. Именно их потомком был Юрий Алексеевич Гагарин.

Или другой пример: замечательный писатель русского зарубежья Михаил Андреевич Осоргин (1878‒1942) писал под литературным псевдонимом. Настоящая его фамилия была Ильин, а уфимские дворяне Ильины являлись потомками Рюрика.  Так что «простую» фамилию Ильин могли носить рюриковичи, а также купцы, мещане и крестьяне.

А вот среди православного духовенства Ильиных было немного.  Объясняется это тем, что в конце XVIII ‒ первой трети XIX века в духовном сословии происходил уникальный «фамилииобразующий» процесс: повсеместно при поступлении ученика в Духовное училище или в Духовную семинарию ему присваивалась новая звучная или оригинальная фамилия.

Интересное описание этой эпохи оставил в своих воспоминаниях, опубликованных в 1882 году в журнале «Русская старина», профессор Санкт-Петербургской духовной академии Дмитрий Иванович Ростиславов (1809-1877)

«В то время, которое я описываю, и даже еще долго, фамильные названия у большинства духовных лиц были мало употребительны… Батюшка мой, несмотря на свою благочинническую должность, подписывался на всех рапортах консистории и к архиерею Иваном Мартыновым. Потом родные братья, обучавшиеся в духовно-учебных заведениях, часто имели различные фамилии, например из дедушкиных детей батюшка мой прозывался Тумским, дядюшка Иван – Весельчаковым, а дядюшка Василий – Крыловым.

…На основании этого обычая, духовные лица, отдавая детей своих в училище, давали им такие фамилии или прозвища, которые почему-либо им нравились. Люди простые, не изобретательные, не ученые, брали в этом случае во внимание  или:

1) название села: так, например, из четырнадцати сел Касимовского уезда, принадлежащих к Мещоре, только Черкасово и Фрол, сколько я помню, не дали прозвища детям своего духовенства, а из прочих вышли мне известные Тумские и Тумины, Биреневы, Лесковы, Палинские, Пещуровы, Куршины, Верикодворские, Гусевы, Пармины, Палищины и Прудины;

2) храмовые праздники: отсюда множество Вознесенских, Успенских, Ильинских;

3) звание отца: отсюда Протопоповы, Поповы, Дьячковы, Дьяковы, Пономаревы; замечательно, что слова «священник» и «причетник» не пользовались популярностью; я не помню ни одного семинариста с фамилиею Священников или Причетников;

…Обучавшиеся же в семинариях и вообще обнаруживавшие притязание на ученость или остроумие, давали фамилии своим детям, сообразуюсь или с теми качествами, которые в них замечались, или с теми надеждами, которые на них рассчитывали. Отсюда множество Смирновых, Кротковых, Славских, Славинских, Поспеловых, Чистяковых, Надеждиных, Надежиных, Разумовых, Разумовских, Добрыниных, Добровых, Твердовых и проч. Тут, впрочем, очень любили фамилии, составленные из двух слов, особенно те, в которые входили слова Бог, добро и благо. Отсюда бесчисленное множество Тихомировых, Остроумовых, Миролюбовых, Миротворских, Миловидовых, Боголюбовых, Благосветловых, Благонравовых, Благосердовых, Благонадеждиных, Чистосердовых, Добромысловых, Добролюбовых, Добронадеждиных, Доброхотовых, Добротворских и проч.

…Но русский язык казался для многих недостаточным, или, может быть, надобно было блеснуть знанием латинского или греческого языков; отсюда Сперанские, Амфитеатровы, Палимсестовы, Урбанские, Антизитровы, Витулины, Мещеровы.

Само начальство не хотело тоже не заявить своего участия в этом деле; иные потому что отцы им самим предоставляли дать прозвание сыновьям, а другие даже отнимали у отцов право на это. В этом отношении замечателен был смотритель Скопинского  училища Илья Россов. Для фамилий учеников он пользовался всеми науками, особенно естественными и историей: у него были Орловы, Соловьевы, Волковы, Лисицыны, Алмазовы, Изумрудовы, Румянцевы, Суворовы и проч. и проч. Однажды он вздумал отличиться перед правлением семинарии и обратить его внимание на свою изобретательность. Он прислал списки, в которых ученики внесены были, так сказать отдельными группами, по свойству своих фамилий, т.е. писались к ряду Румянцевы, Суворовы, Кутузовы, потом Орловы, Соловьевы, Птицыны, далее Волковы, Лисицыны, Куницыны. Но правление семинарии возвратило списки со строгим выговором и приказало составить их по успехам учеников, а не по значению фамилий их.

…Многие отцы-ректоры, академисты, магистры любили остроумничать по части фамилий. Если им почему-либо нравился какой-либо ученик, то они переменяли его фамилию и давали другую, которая им казалась лучше. Этой затейливостью отличался ректор рязанской семинарии Илиодор… Моего товарища Дмитрова перекрестил в Мелиоранского, ученика богословия Кобыльского в Богословского и проч.

Когда я уже был в академии, Синод как-то догадался, что надобно положить конец этой безурядице, которая была причиною многих недоразумений при делах по наследствам. Он издал указ, которым предписывалось, чтобы все священно- и церковнослужители проименовывались и подписывались по имени и фамилии, чтобы дети их имели фамилии своих отцов. В это время мой батюшка решился поступить довольно оригинально. У него уже было четверо детей: я при должности, а прочие еще обучались, но имели все мою фамилию. Он подал прошение архиерею, что бы ему самому дозволено было именоваться Ростиславовым. Точно так же поступил мой дядя Иван Мартыновыч: он из Весельчакова стал Добровольским, потому что так прозывался его старший сын, обучавшийся тогда еще, кажется в семинарии. Я очень жалел, что не знал о намерении батюшки переменить свою фамилию. Не знаю, почему он захотел назвать меня Ростиславовым, но я не любил этой фамилии, мне приятнее было бы быть Тумским».

Известны некоторые духовные или семинарские фамилии-«кальки». Когда Петухов превращался в Алекторова (от греческого «алектор» ‒ петух), Соловьев ‒ в Аедоницкого, Белов ‒ в Альбанова, Надеждин ‒ в Сперанского и так далее.

Были случаи, когда фамилию выбирали в честь известного или уважаемого человека. В 1920-х годах были опубликованы воспоминания церковного историка  Евгения Евсигнеевича Голубинского (1834 – 1912), родившегося в Костромской губернии в семье сельского священника Е.Ф. Пескова. «Когда мне исполнилось семь лет, отец начал помышлять о том, чтобы отвести меня в училище. Первым вопросом для него при этом было, какую дать мне фамилию… он хотел дать мне фамилию какого-нибудь знаменитого в духовном мире человека. Бывало, зимним вечером ляжем с отцом на печь сумерничать, и он начнет перебирать: Голубинский, Делицын (который был известен как цензор духовных книг), Терновский (разумел отец знаменитого в свое время законоучителя Московского университета, доктора богословия, единственного после митрополита Филарета), Павский, Сахаров (разумел отец нашего костромича и своего сверстника Евгения Сахарова, бывшего ректором Московской духовной академии и скончавшегося в сане епископа Cимбирского), заканчивая свое перечисление вопросом ко мне: "Какая фамилия тебе более нравится?" После долгого раздумывания отец остановился наконец на фамилии Голубинский».

Можно привести еще один забавный эпизод из воспоминаний, напечатанных в 1879 году в журнале «Русская старина» (имя их автора, сельского священника, не было названо). В 1835 г. отец привез его в Саратовское духовное училище.

«Несколько сот учеников толпилось на дворе… Некоторые из новичков, прижавшись к стенке, с клочком бумажки в руках, заучивали свою фамилию. У нас, духовных, как известно уже всем, фамилии есть забавные. Откуда они взялись? Это было так: привозит какой-нибудь отец своего мальца в училище, ставит на квартиру, непременно в артель. В артельной квартире непременно уже господствует какой-нибудь великан-синтаксист, лет 10 трудящийся над латинскими и греческими спряжениями. Иногда таких господ собиралось и по несколько на одной квартире. Отец обращается к какому-нибудь и спрашивает: какую бы, милостивый государь, дать фамилию моему парнишке? Тот в это время долбил: типто, типтис, типти… Какую фамилию дать?!.. Типтов! Другой, такой же атлет, сидит в это время, где-нибудь верхом на коньке сеновала или погребицы и долбит: diligenter – прилежно, male – худо… Слышит, о чем спрашивают и орет: "Нет, нет! Дай своему сыну прозвание Дилигентеров, слышишь: Дилигентеров! " Третий, такой же скотина, сидит верхом на заборе и орет урок из географии: Амстердам, Гарлем, Сардам, Гага… "Нет, нет, ‒ перебивает, ‒ Дай прозвище сыну Амстердамов!" Сбегаются все, делается совет, т.е. крик, ругань и иногда с зуботрещинами, и чья возьмет, того фамилия и останется. Дикий малец не может и выговорить-то, как его окрестили эти урванцы. Ему пишут на бумажку, и он ходит и заучивает иногда, право, чуть не месяц. С месяц, по крайней мере, было, что спроси кого-нибудь учитель, и человек десять бросятся в карманы за запиской, чтобы справиться, не его ли вызывают. Вот причина, почему у нас, духовных, образовались фамилии Превышеколокольниходященских! Я не раз бывал свидетелем подобных сцен. Я был уже в последнем классе семинарии в 1847 году, когда последовало распоряжение Синода, чтобы дети носили фамилию своих отцов. Но за то Превышеколокольниходященские закрепились навек».

Своеобразие фамилий в духовном сословии частенько становилось предметом для шуток. Так, в рассказе А.П. Чехова  «Хирургия»  дьячок имеет фамилию Вонмигласов (от церковно-славянского «вонми» – услышь, послушай); дьячок в рассказе «Канитель» – Отлукавин.

27 сентября 1799 года указом императора Павла I была учреждена самостоятельная Оренбургская  епархия. При этом местом пребывания епископа был назначен не губернский тогда Оренбург, а город Уфа.  В июне 1800 года в Уфе была открыта Оренбургская духовная семинария. В сем обширнейшем крае это было первое духовное учебное заведение. И можно предположить, что, как и повсеместно, именно в ее стенах началось активное «фамилиетворчество». Но стоит отметить, что и в XVIII веке (то есть в досеминарскую эпоху) в Уфе и провинции служили клирики с необычными фамилиями: Ребелинские, Унгвицкие, Базилевские.

В 1893 году в «Уфимских губернских ведомостях» краевед А.В. Черников-Анучин опубликовал статью о родоначальнике Базилевских, и благодаря его работе известна история возникновения этой фамилии.   Протоиерей стерлитамакского собора Феодор Иванович Базилевский  (1757‒1848) был сыном священника Зилаирской крепости о. Иоанна Шишкова. В 1793 году дьячок Феодор Шишков архиепископом Казанским Амвросием (Подобедовым) был рукоположен в диакона к Покровской церкви города Стерлитамака. При этом владыка «приказал новопоставленному диакону писаться впредь везде уже не Шишковым, а Базилевским». Вероятно, фамилия была образована от титула древнегреческих, а затем  византийских императоров – базиле́вс. Будущий миллионер-золотопромышленник и самый известный уфимский благотворитель Иван Федорович Базилевский (1791‒1876) являлся одним из первых учеников открытой в Уфе в июне 1800 года Оренбургской духовной семинарии, но свою фамилию он получил не там, а от отца, которому она была присвоена при рукоположении.

Тем не менее, можно предположить, что большинство «коренных» уфимских духовных фамилий появились именно в семинарии. Иногда удается проследить процесс их образования. Так, в 1880-х годах в Уфимской епархии служил священник Виктор Евсигнеевич Касимовский, его брат Василий Евсигнеевич (1832‒1902) был преподавателем Уфимской духовной семинарии. В ревизских сказках села Касимова Уфимского уезда, сохранились сведения о том, что в 1798 умер дьячок Петр Федоров. В 1811 году его пятнадцатилетний сын Евсигней Касимовский обучался в Оренбургской семинарии. Таким образом Евсигней получил свою фамилию по названию села, где служил отец.

В 1809 году у воспитанников Оренбургской духовной семинарии (напомним, что находилась она в Уфе) были такие фамилии, как Адамантов, Акташевский, Алфеев, Альбинский, Аманатский, Богородицкий, Борецкий, Быстрицкий, Высоцкий, Гарантельский, Гениев, Голубев, Гумилевский, Державин, Добролюбов, Дубравин, Дубровский, Евладов, Евхоретенский, Елецкий и проч.

Можно также отметить, что некоторая часть семинаристов и в самом начале XIX века носила простые фамилии, образованные от имен. Были, и те, кто сохранил свои старинные родовые. Так, например, Кибардины. Еще в 1730-х годах в дворцовом селе Каракулине (ныне в территории Удмуртии) пономарем был Василий Кибардин.  В последующие более чем 200 лет многие Кибардины служили в Оренбургско-Уфимской епархии.

В XIX веке в оренбургский край переводились клирики из европейской части России. Переводились и приносили со своей родины новые духовные фамилии. Первый достаточно полный список Уфимского духовенства (священники, диаконы, псаломщики) был опубликован в Справочной книжке Уфимской губернии за 1882-1883. Среди них, конечно, были Андреевы, Васильевы, Макаровы; имелись и те, кто носили «не совсем» духовные фамилии: Бабушкин, Кулагин, Полозов, Уваров, Малышев. Но, тем не менее, у большинства священно- и церковнослужителей они были «семинарскими». После того, как в 1830-1840-е годы указами Синода фамильная «безурядица» была прекращена, их доля стала постепенно уменьшаться, но и в первой трети XX века оставалась еще довольно высокой. Так, по сведениям из Адрес-календаря Уфимской губернии за 1917 год, более половины священников имели явно духовные фамилии.

Можно задаться вопросом, почему нечто подобного не происходило, например, в среде купечества? Почему дворяне не спешили расставаться подчас с весьма неблагозвучными фамилиями, седи которых были Дуровы, Свиньины, Куроедовы?

В своих «Мелочах архиерейской жизни» Н.С. Лесков писал об орловских «духовенных», ещё с детства необыкновенно его интересовавших: «они располагали меня  к  себе… сословной оригинальностию, в которой мне чуялось  несравненно  более  жизни, чем в тех так  называемых  "хороших  манерах",  внушением  коих  томил  меня претензионный круг моих орловских родственников». По всей вероятности, «сословная оригинальность» проистекала из того, что духовенство было самым образованным сословием российского общества.

Если в 1767 году при составлении наказа в Уложенную комиссию более половины уфимских дворян (по незнанию грамоты) не смогли  его даже подписать, в семье священников Ребелинских уже в середине XVIII века, а возможно и ранее, велась домашняя памятная книга, в которую записывались события, свидетелями которых они были. В дальнейшем несколько Ребелинских вели личные дневники, писали памятные записки и мемуары. Священник Зилаирской крепости Иван Шишков, так как ни духовных училищ, ни семинарии в крае не было, в 1770-х годах смог дать своему сыну только домашнее образование. При этом будущий всеми уважаемый и весьма просвещенный стерлитамакский протоиерей Феодор Иванович Базилевский обучился грамоте, счету, Закону Божию, церковному уставу и  пению по церковному обиходу.

Самым первым средним учебным заведением обширнейшей Оренбургско-Уфимской губернии была именно Духовная семинария, открытая в Уфе в 1800 году. Первая мужская гимназия начала свою деятельность почти тридцать лет спустя ‒ в 1828-м.

До 1840-х годов главным предметом в семинариях был латинский язык, который изучался  до степени свободного им владения. В средних классах воспитанников обучали сочинять стихи и произносить речи на латыни. В высших все лекции читались на латинском языке, семинаристы читали античные и западноевропейские богословские и философские труды, сдавали экзамены на латинском языке. В Уфимской семинарии уже в 1807 году были открыты классы медицины и рисования, в 1808 году ‒ французского и немецкого языков. С 1840-х  годов латынь стала одним из общеобразовательных дисциплин. Кроме богословских и богослужебных предметов в Уфимской семинарии изучались: гражданская и естественная история,  археология, логика, психология, поэзия, риторика, физика, медицина, сельское хозяйство, алгебра, геометрия, землемерие, еврейский, греческий, латинский, немецкий, французский, татарский и чувашский языки.

Основная часть выпускников становились приходскими священниками, но были и те, кто служил затем в различных светских учреждениях (чиновники, преподаватели). Некоторые семинаристы поступали в высшие духовные и светские учебные заведения – духовные академии, университеты. 

В 1897 году по данным первой всеобщей переписи населения по Уфимской губернии среди дворян и чиновников грамотных было 56,9%, в семьях духовного сословия ‒ 73,4%, городских сословий ‒ 32,7%. Среди дворян и чиновников тех, кто получил образование выше начального, было  18,9%, среди духовенства ‒ 36,8%, городских сословий ‒ 2,75%.

Особенно в  XIX веке духовенство исправно поставляло интеллигенцию российскому государству, и среди фамилий знаменитых ученых, врачей, педагогов, писателей, художников есть множество «духовных». Далеко не случайно, что воплощение таланта, цивилизованности, оригинальности и общей культуры ‒ это булгаковский герой Филипп Филиппович Преображенский, сын соборного протоиерея.