Киевский провал

Как так получилось, что «принципов ненасилия» хватило ненадолго? О событиях в Киеве и перспективах России — Сергей Худиев.

Мы привыкли к ткани цивилизации как чему-то само собой разумеющемуся — что по улицам можно ходить безопасно, в магазинах всегда есть еда, метро ходит, а на будущее можно строить планы. Но иногда эта ткань проваливается — и открывается бездна, «руина», привычный цивилизованный мир рассыпается на глазах, трупы валяются на улицах, разъяренные толпы волокут по асфальту очередного врага народа, кто-то успевает выскочить из пылающего здания, кто-то — нет, все то, что мы видели в Ливии — а теперь видим на Украине.

То, что происходит в Киеве — это провал; провал во всех смыслах. И провал как «бездна», и провал как «неудача». Неудача общества, неудача нации, неудача государства — и, главное, неудача христиан. Еще недавно восторженные люди, мечтавшие о светлом европейском будущем, стояли с плакатами — «Украина — це Европа». Очевидно, имелось в виду не просто отметить тот несомненный факт, что Украина находится в Европе, а и подчеркнуть другое — стремление к мирной, зажиточной жизни, в которой безопасность, права и достоинство каждого человека находятся под надежной защитой.

Была даже серия картинок, показывавшая нищету, нецивилизованность и грубость нравов в тени России, и, напротив, процветание, изящество, взаимную приязнь и уважение, которые существуют в Европе и воцарятся на Украине, когда она наконец водворится в «семье свободных европейских народов». Сейчас вспоминать об этом можно только с горькой иронией. Европа — по крайней мере, идеализированная Европа — отличается тем, что в ней ценят человеческую жизнь.

Безобразия бывают — вон, в Лондоне были массовые грабежи — но убивать при этом не убивали, ни хулиганье, ни полиция. По этому простому и очевидному критерию происходящее в Киеве гораздо больше напоминает какую-нибудь Ливию, чем мечтаемую Европу. Увы, даже записав людей в ЕС (что маловероятно), нельзя изменить их культуру, привычки и отношение друг ко другу. А эта культура оказалась… увы, не на высоте.

У нас, в России, едва ли выше — но у нас есть государство, Левиафан, который пока что в состоянии бить хвостом по головам кого следует и сдерживать хаос и насилие полицейскими мерами. На Украине государство провалилось. Но я не политический аналитик, и мне хотелось бы поговорить о другом провале — духовном.

Украина в целом более верующая страна, чем Россия. На майдане с самого начала было заметное христианское присутствие. Священноначалие Украинской Православной Церкви подчеркнуло свою аполитичность (и превосходно сделало), но вот ряд священников отнеслись к майдану с большим энтузиазмом. Мы об этом знаем, потому что они опубликовали восторженное письмо о майдане. Я приведу отрывок:

«Лишь в последние дни Майдана украинские церкви начали подтягиваться до того уровня нравственного сознания и ответственности, которые продемонстрировал Майдан. От общих призывов к ненасилию они перешли к тому, чтобы делами и словами солидаризироваться с ценностями Майдана, осознав родственность его принципов с христианскими — Майдана, который явил множество примеров альтруизма, готовности к самопожертвованию, взаимопомощи и т. д.; избравший быть слабым, несмотря на свою численность; который имеет почти эсхатологические надежды на восстановление достоинства, которое Бог заложил в человеческую природу».

Может быть, сейчас это просто жестоко цитировать. Но я это делаю не затем, чтобы бросить камень — а чтобы понять, что произошло. Как так получилось, что «принципов ненасилия» хватило ненадолго? Куда подевалось «нравственное сознание и ответственность»? И какова оказалась роль христиан во всем этом?

Это важно понять не чтобы кого-то укорить — а чтобы извлечь уроки, которые наверняка понадобятся нам в будущем. Христиане и священники разных исповеданий не смогли (или не захотели) предотвратить переход протестов в насильственную, и далее, в боевую фазу. Было бы несправедливо забывать миротворческий подвиг трех монахов, вставших между рядами противников. Если бы все христиане повели себя так — нынешнего страшного кровопролития не было бы. Люди бы встали цепью и развели противников, Украина показала бы всему миру удивительный пример того, что может подлинная вера.

Но большинство себя так не повело. Почему? На майдане читались молитвы, священники постоянно были с людьми, участники протестов часто подчеркивали, сколь благочестиво и боголюбиво их собрание — куда все это делось?

Это стоит выяснить не затем, чтобы укорять людей или превозноситься над ними — а чтобы выяснить причины провала. Чтение русского интернета внушает мне глубокий пессимизм относительно того, смогут ли русские христиане быть миротворцами, когда такая нужда возникнет. Поэтому давайте поймем, почему украинские не смогли — это важный урок для нас.

Я бы обозначил главную проблему как проблему верности и, если взглянуть на нее с другой стороны, проблему лидерства. Являются ли христиане ведущими или ведомыми? Несут ли они пророческое служение, возвещая истину Божию независимо от того, нравится ли она их друзьям или нет, или они несут пропагандисткое служение, объявляя истиной Божией то, что от них ожидают друзья?

Эта проблема гораздо шире, чем проблема миротворчества в гражданских конфликтах — для «христианина-и-либерала» или «христианина-и-националиста» тоже может быть непростой задачей выбирать, какая идентичность для него важнее. Но в ситуации острого политического конфликта конфликт лояльностей неизбежен. Если христианин становится на одну из сторон в этом конфликте, он очень скоро сталкивается с тем, что «его» сторона начинает совершать действия, противные христианской совести. Их всегда совершают все стороны в конфликте. И тут он должен либо обличать «своих», идти на столкновение, напарываться на упреки в нелояльности (или кое-что потяжелее упреков) либо наоборот, уверять своих соратников, что Христос их одобряет. Христос вообще одобряет все, что делают «наши». Не может же Он не одобрить. Он для того и нужен, чтобы одобрять.

Обличить «своих» может быть очень тяжело не по страху перед репрессиями, а по глубокой эмоциональной и даже экзистенциальной вовлеченности. Массовые выступления, особенно связанные с борьбой и опасностью создают это удивительное чувство «нашести», единства с другими людьми, того самого теплого и упоительного братства, которое бывает только на баррикадах. В августе 1991 года я со своими друзьями стоял у Российского Белого Дома — и я до сих пор помню, как это упоительно, блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Чувство силы, смелости, достоинства, товарищества, неожиданной теплоты со стороны совершенно незнакомых людей. Экстатическое письмо про «богословие майдана» мне понятно — я помню вкус этого яростного вина и знаю, как оно сносит голову.

Я не берусь укорять людей, которые им упились. Но я знаю, что они сделали неправильно. Когда в полицию полетели первые камни, и самое позднее — когда на сцене явились бутылки с горючей смесью, они должны были остановить все это — и разбор мостовой на камни, и разлив бензина в бутылки. Христиане и, особенно, священники, на которых лежала пастырская ответственность, были обязаны вмешаться на этом этапе. Конечно, они не могли остановить людей силой — но они могли объяснить им содержание заповеди «не убий», и, если бы люди были все равно полны решимости ее нарушить, удалиться, лишив их своего одобрения и поддержки.

Ни того, ни другого не было — на фотографиях были видны священники, совершающие обряды прямо над развороченными камнями, которые сейчас полетят в «беркут». Я это не к тому, чтобы укорять украинцев — русский православный интернет кишит людьми, уверенными, что они, как православные христиане могут и должны кидаться камнями в людей, которых они считают плохими. У нас тут с верностью Евангелию дела обстоят не лучше. Но надо признать провал провалом. Люди, которые могли принести христианское свидетельство, прославить имя Христово, спасти жизни — и души — своих сограждан, остановить сползание своей страны к гражданской войне, предпочли этого не делать. Они предпочли верность Майдану верности Господу.

Да тут же мне скажут «а вот они…» Слышать эту детсадовскую отговорку было бы смешно, если бы ситуация, связанная с ней, не была такой трагичной. Да, они определенно не лучше. Истерика на тему «мочить бандеровскую мразь» ничем не лучше истерики «слава нации — смерть ворогам». То и другое — свидетельство полного нежелания допустить Евангелие в свою жизнь.

Жестокости «Беркута» ужасны. Люди специально присылают мне сообщения о майдановцах, убитых беркутовцами, чтобы я им сочувствовал, скорбел и негодовал. Поверьте, я сочувствую, скорблю и негодую. И я также сочувствую, скорблю и негодую о тех, кто стал жертвами повстанцев — увы, демонстрациями это перестало быть, когда полетели первые камни. То, что творят повстанцы — тоже ужасно. Я постоянно слышу с обеих сторон — как наши их убивают и увечат, так слава героям, гадам по заслугам, а как они наших — так гнусное зверство, не забудем, не простим. Что же, это всегда так бывает, при любых конфликтах.

Но если Вы хотите быть христианином, Вам придется считать не только Ваших союзников, но и врагов людьми, созданными по образу Божию, а не мразью/бандитами/нелюдью или кем-то еще. Вам придется скорбеть вместе с родными Ваших врагов, Вам придется осуждать и преступления Вашей стороны. Ваша сторона Вас может отторгнуть, и это еще — при нынешнем ожесточении — по меньшей мере? Что же, назвались груздем — полезайте в кузов, назвались христианином — поступайте по Евангелию. Любите врагов Ваших. Боитесь навлечь на себя преследования? Что же, тогда тихо удалитесь, тоже возможно.

Но участвовать в этой бесовской игре — они гады-гады-гады, поэтому нам по отношению к ним все можно, и при этом мы-то гадами считаться не будем — христианин не может, оставаясь христианином. Хотите в ад — Вас там с радостью примут. Но отдавайте себе отчет, что это именно ад.

Эта готовность играть в игры, навязанные крайне дурными людьми, а через них — бесами, показывает другую сторону неверности — неспособность к лидерству. Любая революция устроена так, лидерство в ней самотеком склонны приобретать наиболее отмороженные участники. Конечно, было бы совершенно несправедливо считать всех участников выступлений «бандеровцами» и «фашистами». Большинство участников майдана не имели к ним отношения. Но фашисты там были — слово «фашист» может не нравиться, но произносить всякий раз описательную фразу «воинствующие националисты, открыто считающие правильным прибегать к насилию и убийству» будет как-то длинно. Поэтому остановимся на слове «фашисты», которое, собственно, обычно для описания такого явления и используется.

Фашисты, сорвавшие «фальшивое перемирие», заключенное «лидерами оппозиции» показали, кто в доме хозяин, кто контролирует ситуацию, и кто в состоянии отдавать приказы, которые будут выполняться. Да, большинство участников выступлений — не фашисты. Но они — посмотрите правде в глаза — пушечное мясо у фашистов. Да, это страшное похмелье от революционного вина — но для этого сорта вина оно обычно. Движение, в котором участвовали самые разные люди, перехватывают отморозки, как это обычно при революциях и бывает. А на той стороне такие гады-гады-гады, что против них можно хоть с фашистами? Вот именно, на такой риторике отморозки и захватывают руководство.

Почему? Потому что все остальные принимают их лидерство. Чрезвычайно трагично, что люди, призванные быть служителями Христа, делаются рабами человеков — и чрезвычайно дурных — но происходит именно это. Причем добровольными рабами — возможно уйти, но они не уходят. Можно было стать лидерами, повести людей, указать им путь правды, примирения, прощения, милости — но христиане отказались и пошли за лидерами, проповедующими ненависть и месть.

Что теперь там делать? Похоже, лучшее, что можно сделать — это просто уйти домой. Не можешь остановить безумие — хотя бы не участвуй в нем. Лидерам, которые умышленно и сознательно подставляют людей под пули чтобы потом размахивать их трупами, вы ничего не должны, товарищам должны показать пример того, что пора уходить. Украине вы все нужны живыми. Как и вашим семьям.

Но вернемся в Россию. Мы не видим здесь таких трагических событий, потому что у нас есть государство. Да, у нас в приличных кругах принято государство не любить. Что же, не нравится старина Левиафан — посмотрите, что бывает, когда он издыхает. Чтобы иметь возможность фрондировать, бранить власти и сетовать на «сближение Церкви и государства», необходимо, чтобы государство пребывало в добром здравии, а его жандармы, а также сатрапы вовремя пресекали смуту и мятеж.

Что же до состояния умов у нас, то чтение православного интернета приводит в печаль — для многих авторов, полагающих себя великими ревнителями православия, заповедь «не убий», не говоря уже о заповеди любви вообще и любви к врагам в частности, предстает новостью, и новостью нежелательной. Сможем ли мы явить себя миротворцами, когда придет такая же нужда, как на Украине? Нет, не сможем. Надо готовиться заранее. Тогда, когда Бог призовет открывать людям правду, удерживать бесчинных и примирять враждующих — Он сможет действовать через нас.

Православие и мир