Сайт Образование и Православие > Обзор СМИ > Христианское сердце Северного Кавказа

Христианское сердце Северного Кавказа


12.03.2014.

О том, что является исторической религией Кавказа, о двенадцати тысячах крестников-осетинов и 52 страшных часах, разделивших жизнь на «до» и «после», рассказал митрополит Челябинский и Златоустовский Феофан. Продолжаем рассказ о том, что поведал владыка участникам встречи с православной молодежью в Российском православном университете. 

Христианское сердце Северного Кавказа 

Историческая религия Кавказа

Христианство на Северном Кавказе имеет древнюю историю. Когда заходишь в храмы VI – IX веков, создается ощущение, что проникаешь сквозь толщу столетий. В прошлом году мы отмечали 1025-летие Крещения Руси, при этом, как мы помним, в 988 году на Кавказе уже были христианские храмы. Очень важно знать древние памятники христианства на нашей земле, особенно важно рассказывать о них в богословских школах, направлять в места духовной истории научные экспедиции, изучать темы древнехристианского бытия на территории России. Взять, например, христианские храмы в Северной Осетии. Среди них есть те, что ведут свою историю с VI века, а в некоторых соборных строениях сохранились остатки живописи X века…

Так что неправы те люди ислама, которые сейчас начинают давить на нас, говоря: «Мы историческая религия на Кавказе», − это совершенно не так, потому что наследие его корнями уходит в христианство.

«Мы народ древний, мы хотим креститься»

По своему внутреннему менталитету осетины тянутся к Богу. И хотя эту нацию нередко − правильно или неправильно − обвиняют в язычестве, я могу отметить, что язычество сидит и во всех нас. Если углубиться в эту тему, то мы все окажемся еретиками, потому что мало кто сможет догматически правильно ответить на вопросы понимания и осмысления нашей веры.

Когда осетинский народ потянулся к Церкви, в крещению, говорили, что обязательно нужна катехизация, что следует проводить огласительные беседы. Я думал: «Сколько продлится оглашение? А вокруг наступает ислам − и со стороны Чечни, и со стороны Ингушетии». Мы начали массовые богослужения. Построили замечательный монастырь святого Георгия почти на границе с Грузией, в горах. В этом ущелье собиралось до 20 тысяч человек. Я тогда попробовал в первый раз крестить, и за один раз к Таинству приступило сто человек. Потом ко мне начали поступать просьбы: «Владыка, крестите нас! Мы народ древний, мы хотим христианство».

Со временем был создан Богоявленский женский монастырь на пути к Цхинвалу, по которому когда-то шли наши танки, а в другую сторону двигались беженцы. Там есть замечательный каскад озёр, где я совершал несколько раз крещение. Был случай, когда, приехав на это место, я увидел огромнейшую массу людей и от количества присутствующих немножко струхнул. Спрашиваю: «Это кто?» Мне отвечают: «Они будут креститься». Крещение тогда приняли около полутора тысяч человек, а поскольку восточные семьи большие и родные пришли вместе с крещаемыми, всего в тот день собралось 25−30 тысяч.

Прочитав молитвы, мы приступили к Таинству крещения. На мне было малое облачение. И, наверное, так я был взволнован, что вошел в воду в мантии. Крестил одновременно по пять, по шесть человек полным погружением. Было довольно холодно, а я простоял в воде почти три часа. Но в тот момент было не до того. Не забуду это ощущение: «Вот оно – Небо и земля». Представьте себе, полторы тысячи человек принимают крещение осознанно, приходят семьями... Такое было воодушевление, что, казалось, с нами стоял Сам Господь.

Подобных крещений у меня было несколько, а крестников в общей сложности насчитывается тысяч двенадцать.

Мне один из очень уважаемых иерархов задал вопрос однажды: «Ну, а как же со всеми этими людьми проводилось оглашение?» Я тогда ответил: «Мы посадили семя благодати Господней, а теперь всем нам работать надо. Если бы мы завтра их не крестили, послезавтра пришли бы имамы, и люди приняли бы мусульманство − такое часто встречается в тех местах. А кавказский человек, если уж покрестился, то будет стоять за Православие, среди них бывают лишь единичные случаи перемены веры. И теперь наша задача в последующие годы − быть с этими новокрещенными христианами». При этом очень важно, чтобы люди получили не только знания богословские, но и понимание своей миссии, потому что сейчас, действительно, «жатвы много – делателей мало». Надо просто брать соху и кому-то – запрягать, кому-то – пахать землю, кому-то – сеять и стараться, чтобы это семя Божие взошло.

Кстати, хочу сказать, что осетинский народ – это очень умные, талантливые люди. У него очень много национальных героев.

Беслан

Есть страшная трагедия, которая разделила мою жизнь на «до» и «после». Это Беслан. 1 сентября я вместе с Юрием Александровичем Коковым, ныне − временно исполняющим обязанности главы Кабардино-Балкарской республики, Александром Леонидовичем Черногоровым (это бывший губернатор Ставропольского края) и Владимиром Анатольевичем Яковлевым, в ту пору − полномочным представителем Президента в Южном федеральном округе, закладывал новый собор в Нальчике, который расположен от Беслана примерно в 40 километрах. И вдруг пришла страшная весть: террористы захватили школу в Беслане. Закладка храма длилась недолго, намеченный обед и прочие мероприятия я отменил и поехал к школе.

Через сорок минут был уже на месте. Никаким человеческим языком не описать ту атмосферу ужаса. Для кого-то с момента захвата до взрыва прошло двое суток, а для меня это длилось 52 часа. С одной стороны, более тысячи человек удерживали в школе, уже начались расстрелы мужчин − тела выбрасывали из окна второго этажа, а подойти забрать их было нельзя, потому что оттуда доносились выстрелы. С другой стороны – волнующаяся масса людей: дети, родители, мужья и жены. Люди бегали вокруг с обрезами, автоматами, тут же - огромное количество сотрудников правоохранительных служб, военных. И никто не выходил к волнующимся людям. А кругом идет беспорядочная стрельба.

Тогда я сказал, что пойду поддержать тех, кто сидит в мучительном ожидании. В городе был дворец и площадь рядом с ним – там, в основном, группировались люди. Я начал выходить к ним каждые полтора-два часа. Что можно было сказать? Надо было не говорить ничего такого, что не обнадеживало бы. И молиться. Я объяснял, что ни в коем случае нельзя бежать к школе, чтобы не получилось еще больше жертв.

Затем произошел этот страшный взрыв. Как вы помните, террористы согнали людей в небольшой школьный спортзал, где были установлены баскетбольные кольца, − от них натянули тросы, на которые подвесили бомбы. И в один момент случилось то, что случилось. Когда в первые минуты после взрыва я вошел туда, чуть не потерял сознание. Крики, гарь, дым, кровь, фрагменты человеческих тел, кто-то бежит, кто-то шевелится. Помню, взял на руки одного мальчонку, наверное, лет тринадцати, понес к выходу, а у него нога выше колена буквально висит на ткани. Он еще живой был. Я его посадил в свою машину. Водитель, когда увидел, побледнел, а через какое-то время сказал, что мальчик умер. И мы отвезли его в расположенную на территории города специальную палатку. Когда мальчика стали вынимать из машины, он застонал. Большего счастья, чем в тот момент, я в жизни не испытывал.

В следующие дни, помню, на улице лил дождь – поистине, это был всеобщий плач. Под захоронение погибших в школе были выделены места на кладбище, экскаваторы копали могилы. Отовсюду доносились страшные стоны родных – было ощущение, будто хоронили живых. Я начал совершать литию, и вокруг люди звали: «Владыка, подойдите к нам, мы православные». Мусульмане тоже говорили: «И к нашим могилам, пожалуйста, подойдите». В тот момент, пусть бы и осудили меня, но я не стал разбираться, кто православный, а кто нет. Я шел, везде останавливаясь, мы совершали литию и молились. Насколько можно было сказать слова утешения, говорили. Должен сказать, я не увидел ненависти у мусульман − никто не оттолкнул и не сказал: «Не подходи к моей могиле». Наоборот, с чувством искреннего желания молитвы о близких они принимали все, что происходило.

Нельзя отгораживаться колючей проволокой

Северный Кавказ очень многоликий и интересный, неправы те, кто говорит, что нужно отгородиться от него колючей проволокой. Сегодня мы отгородимся от наших северокавказских братьев, а завтра произойдет полное разделение народов, ─ это не должно стать нашей очередной ошибкой.

У меня был такой случай. Примерно через полгода после трагедии в Беслане по благословению Святейшего Патриарха Алексия II я собрал группу из тридцати матерей, у которых погибли дети в той школе, и повез их в Иерусалим. Среди этих матерей были не только православные, но и мусульманки. Когда мы подходили ко Гробу Господню, я рассказывал им о Голгофе, о Божией Матери, о страданиях Господа, и тогда я впервые увидел небольшую раскованность на их лицах.

В той группе было десять некрещеных женщин, которые попросили, чтобы я их крестил. Когда мы были у Иордана, подошла ко мне одна женщина и сказала: «Я тоже хочу принять крещение. Я мусульманка, у нас в семье традиционно были мусульмане, но после того, что случилось, я не могу оставаться носителем этой религии. Понимаю, что из-за случившегося нельзя бросать тень на всех исповедующих ислам, но сама не могу оставаться мусульманкой… у меня погибли дети». Я выполнил ее просьбу и окрестил.

Довольно много было случаев, когда мусульмане принимали крещение, в том числе сегодняшний Глава Северной Осетии Таймураз Мамсуров, сам являющийся жителем Беслана. В школе среди заложников находилось двое его детей. Он в то время занимал должность председателя парламента республики, а действующий тогда президент Руслан Аушев проводил переговоры с террористами, и кого-то получилось освободить. Подойдя к Таймуразу Мамсурову, Аушев сказал: «Я знаю, там ваши дети. Давайте, я их выведу». На что был дан ответ: «Нет. Если выводить, то всех. Я не смогу потом смотреть в глаза остальным людям, у кого погибнут дети». В итоге дочка и сын Таймураза остались живы, хоть и были тяжело ранены.

 

Приходы.ru
 


Вернуться назад