Сайт Образование и Православие > Новостная лента, Обзор СМИ > Можно отделить Церковь от государства, но нельзя отделить Церковь от народа

Можно отделить Церковь от государства, но нельзя отделить Церковь от народа


13.10.2013.
Высокий государственный уровень, на котором пройдет празднование 1025 летие Крещения Руси, особо подчеркнет значимость этого события для народов всех стран исторической Руси. Но можно смело утверждать, что последние 25 лет с точки зрения возрождения церковной жизни — это особое время. Никогда прежде ни в одной стране за столь краткий промежуток времени не было построено столько храмов, возникло столько новых христианских общин. Точкой отсчета церковного возрождения принято считать подготовку и празднование 1000 летия Крещения Руси. О том, как это было, рассказывает непосредственный участник событий Валентин Фалин.

Можно отделить Церковь от государства, но нельзя отделить Церковь от народа

— Валентин Михайлович, 1988 год, год празднования 1000-летия Крещения Руси, принято считать началом церковного возрождения. Давайте перенесемся мысленно на 25 лет назад и вспомним, как всё начиналось.
— В середине 1980-х годов я сделал глупость: вернулся в большую политику. Мне поручили возглавить агентство печати «Новости» (АПН). Согласившись принять эту должность, я оговорил одно условие — гарантию прямого доступа к генеральному секретарю по любым вопросам, которые сочту важными для доклада. Значение такой возможности я испробовал при Н.С. Хрущеве и особенно в правление Л.И. Брежнева, а также Ю.В. Андропова.
В июне 1986 году М.С. Горбачев с участием других членов Политбюро проводил совещание с обществоведами, писателями, руководителями СМИ. Цель — выявить, что следует сделать, дабы идеи перестройки стали понятны интеллигенции? В своем выступлении я сформулировал два тезиса. Первый: сказать правду не только о личности Сталина, но и о сталинизме как системе. Не разделавшись с прошлым, мы не сделаем ни шагу вперед. Второй тезис: предстоит тысячелетие Крещения Руси. Следует отметить юбилей как национальный праздник, знаковый этап нашей истории, становления Руси как государства. Зал безмолвствует. Лишь главный редактор «Огонька» В.Коротич бросил реплику: «Правильно!»
Призыв поднять предстоящую дату на национальный уровень не упал на благоприятную почву. Бездумно упускалась возможность нормализовать отношения государства с Церковью и верующими, то есть с половиной населения, если не больше. Конечно, можно отделить Церковь от государства, но нельзя решением правительства или парламента отделить Церковь от народа.
Времени на подготовку к знаменательной дате в обрез. Настораживали сигналы, что для особо ретивых богоборцев юбилей — повод для закручивания антиклерикальных гаек. Созваниваюсь с председателем совета по делам религий К.М. Харчевым. Прошу его пригласить от моего имени в АПН митрополитов Питирима и Ювеналия, других авторитетных архипастырей. Приглашение принято. Мой служебный кабинет маловат, перебираемся в зал правления агентства.
Сформулировал вопросы, касающиеся подготовки празднования тысячелетия Крещения Руси. Услышал от гостей горькое и грустное. Церковь аккуратно сформулировала просьбы, но почти повсюду нарывалась на отказ и шельмование. Пришли к взаимопониманию, что мои гости обсудят данную тему с Патриархом Пименом и изложат программу-оптимум и программу-минимум. Примерно через неделю митрополит Питирим принес мне записку опять-таки с более чем скромными пожеланиями.
Пишу меморандум Горбачеву. Он начинался словами А.С. Пушкина из «Бориса Годунова»: «Когда-нибудь монах трудолюбивый найдет мой труд усердный...» Если угодно, этот меморандум был тестом для государственного руководства, проверкой серьезности начатых преобразований в стране. Конечно, рисковал, в чем, естественно, я отдавал себе отчет.
— Вы хотите сказать, что к тому моменту в высшем партийном руководстве не было намерения отметить это историческое событие?
— Действительно, особых причин для приподнятого настроения не имелось. Активизировались оппозиты, поджидавшие, когда моя строптивость потянет на параграфы «превышение компетенции» или «нарушение субординации». Кое-кто заподозрил меня в «богоискательстве» и докладывал об этом наверх. Заготовили проект постановления о снятии меня с должности председателя правления АПН.
Забегая вперед, скажу, что немало крови попортил В.Щербицкий, возглавлявший в ту пору руководство Украины. Он не хотел отдавать в распоряжение Церкви Киево-Печерскую лавру. А как можно было отмечать тысячелетие крещения, не вернув в лоно православия колыбель российского христианства?
Еще о моем меморандуме М.С. Горбачеву. Я предлагал пригласить на празднование гостей из-за рубежа. Полагал, что Церковь вправе получить в свое распоряжение Большой театр, а не концертный зал гостиницы «Россия», который ей навязывали. Предусматривалась трансляция торжеств по центральному телевидению на страну и за границу. Естественно, в повестку дня включалось возвращение верующим особо почитаемых храмов и монастырей, других реликвий. К примеру, архив и фолианты Троице-Сергиевой лавры свалили не разобранными в подвалы Ленинской библиотеки. Кому от этого прок?
— Получается, что вы написали не только о праздновании юбилея, а предложили широкую программу возрождения церковной жизни?
— Конечно, юбилей не позволительно уподобить фейерверку: просиял луч и дальше вновь тьма. В меморандуме излагался достаточно конкретный план возможных и целесообразных, на мой взгляд, действий, которые, не исчерпывая проблемы, тем не менее указывали направление, в котором следовало двигаться.
М.С. Горбачев не извещал меня, разделяет он или нет доложенные ему мысли и оценки. По некоторым данным, однако, генсек запросил мнение своих коллег по Политбюро. С устным довеском: «Заслуживает внимания». Первым проголосовал «за» Александр Яковлев. Ему же было поручено взять подготовку к юбилею под контроль, оперативно устраняя недоразумения и трения, возникавшие чаще на периферии. АПН, используя широкую корреспондентскую сеть в регионах, отслеживало выполнение партийных указаний, вскрывая случаи его саботажа.
Замечу, что Патриарх Пимен до самого дня торжеств сомневался, что задуманное сбудется и торжество получит должный размах. Вместе с тем Патриарх Пимен при всей осторожности находил нужным воспользоваться шансом для воссоздания согласия в обществе и рубцевания ранее нанесенных ран. Со своей стороны я просил владыку Питирима не поминать моего имени и тем более, не присваивать мне наград. Делу это могло лишь навредить.
— Валентин Михайлович, а как получилось, что вы высокопоставленный партийный функционер и вдруг стали зачинщиком церковного возрождения?
— У меня издавна сложились уважительные отношения с Церковью. В начале 1970-х годов, будучи послом в ФРГ, я озаботился возвращением Псково-Печерскому монастырю сокровищ, которые были похищены немцами во время войны. Один немецкий друг известил посольство (за что вскоре поплатился жизнью), что реликвии монастыря были припрятаны в музее Реклингхаузена. Поскольку ФРГ не признавала факт вхождения Эстонии в Советский Союз, боннский МИД принялся тянуть канитель. Обращаюсь к федеральному канцлеру Вилли Брандту. Он откликнулся на аргумент, и при мне позвонил министру иностранных дел В.Шеелю: «Не бюрократизируйте проблему, верните сокровища монастырю». Вернули всё, что ныне есть в Псково-Печерском монастыре из прежних ценностей, кроме золота и большей части серебра, которым завладели в порядке «сувениров» немцы и еще большей частью американцы.
— Организация выступления церковных хоров, православных выставок... Вы это делали по личной инициативе, или на то у вас были указания МИДа или ЦК?
— Когда мог, то делал, не спрашивая никого. Когда требовалось спрашивать, зачастую убеждался, что не всегда стоило спрашивать.
По окончании боннской дипломатической миссии меня определили координировать в аппарате ЦК КПСС внешнеполитическую информацию. Мне представлялось, что оптимальная внутренняя политика была и остается наиболее эффективной внешней политикой. Отсюда мои непрошеные экскурсы в домашние дела.
Характерный пример — 600-летие Куликовской битвы. Решаем с женой возложить на месте действий цветы в память о подвиге Дмитрия Донского и его дружины. Добрались на машине до Тулы. Спрашиваем постового милиционера, как проще доехать до Куликова поля. В ответ слышим: «А что это за поле такое?» Одолели-таки ухабы и объезды. Перед глазами картина, не вдохновляющая — слава Богу, щусевские аллегорические сооружения не обрушились, несмотря на отсутствие должного ухода. Интересуемся, а что там за нелепые постройки вдали. Оказалось, свинарники. Право, за державу обидно.
Пишу записку М.А. Суслову, заодно докладываю, во что превращена церковь Рождества Богородицы и как обстояло дело с захоронениями Пересвета и Осляби. На могилах двух монахов-героев, сражением которых с татарскими батырами открывалась Куликовская битва, завод «Динамо» установил компрессоры. Скандал. Под напором Суслова кое-что было подправлено, хотя к юбилею прорехи залатать так и не поспели.
С художником М.М. Успенским мы дружили лет 30 тридцать. В свое время он уберег от поругания мощи Саввы Сторожевского. Попав под каток репрессий по чьему-то навету, Михаил Михайлович был сослан в сибирские дали, замененные по окончании войны запретом жить ближе 100 км от Москвы. Не удивительно, что Успенский опасался раскрыть секрет, что он прячет мощи святого. Дал ему слово, что ничто с ним и его близкими не свершится, и он поручил своему сыну передать мощи святого монастырю.
— Валентин Михайлович, и всё же откуда у вас, советского человека и высокопоставленного партийного работника, столь трепетное отношение к православию?
— С детства мне было присуще отторжение варварства по отношению к искусству. В конце 20-х — начале 30-х годов мама повезла меня и сестру в деревню подкормиться ягодами. Прогулка привела нас к особняку, принадлежавшему ранее какому-то сахарозаводчику. Входим в здание. Все зеркала в круглом зале разбиты. Какой-то мужик кувалдой разбивает мраморный фонтан. По воспоминанию матери, я спросил: «А что тут будет?» «Вроде детский дом». На что последовал еще один мой вопрос: «А что детям фонтан помешает?»
Позже, в возрасте 11–12 лет меня заинтересовала архитектура Новоспасского монастыря. Просил отца вместе посетить этот ансамбль. «Нельзя». Это отцовское «нельзя» накладывалось на наблюдения, которые детское восприятие принимало в штыки. Вчерашние соученики куда-то исчезали или приходили на занятия в класс с потухшими глазами. Дом на Воронцовской улице, где мы тогда жили, — чуть ли не треть жильцов, некоторые с домочадцами от мала до велика, исчезли. Мои родители отходили ко сну, предварительно собрав сумку вещей как бы для дальней дороги. В 1936–1937 годах я помогал отцу сортировать его весьма обширную библиотеку. Собрания сочинений Троцкого, Бухарина и т.д. сваливались в корзину, сносились в котельную дома. Тогда же сгорел мой страх перед всем и вся.
— Давайте вернемся к концу 1980-х. Русской Православной Церкви одной их первых была возвращена Оптина пустынь. Что еще тогда удалось быстро вернуть?
— Удалось быстро вернуть в Александро-Невскую лавру мощи Александра Невского. Ключи от многих церквей и монастырей. Всё перечислять долго и сложно. Главное, было извлечено из небытия множество ценностей. Ведь не секрет , чтобы скрыть жульничество или нерадивость, поврежденные предметы культа и искусства зачастую «списывались», то есть уничтожались.
Тем дороже мне празднование тысячелетия Крещения Руси, пригласившего каждого гражданина нашей страны почувствовать себя частью целого, свою сопричастность к прошлому, настоящему и будущему Отечества.
В начале памятных торжеств меня пригласили занять кресло на сцене вблизи директорской ложи, отведенной Патриарху Пимену. Предстоятель Церкви пригласил подойти к нему, поблагодарил меня за труды и благословил. Прошедшие годы укрепили меня в осознании особой роли Церкви в смутную годину. Забота о единении народа — это и долг православия. Без такого единения Россия не сохранит себя в противоборстве с исконными противниками.

Биоографическая справка. Валентин Михайлович Фалин родился в Ленинграде в 1926 г. В 1930 г. семья переезжает в Москву. Окончив семь классов, поступил в 5 ю артиллерийскую спецшколу. В 1941 г. эвакуация. В 1942 г. по возвращении в столицу — токарь на заводе «Красный пролетарий». В 1950 г. окончил МГИМО и работал в системе МИД СССР. В 1964 г. — член коллегии министерства. Возглавлял британский и германский департаменты. В 1971–1978 гг. — посол СССР в ФРГ. Затем первый зам. заведующего отделом международной информации ЦК КПСС. В первой половине 1980 х гг. — политический обозреватель газеты «Известия». С 1986 г. — председатель правления АПН. В 1989–1991 гг. — заведующий международным отделом ЦК КПСС. Секретарь ЦК в 1990–1991 гг. Затем почти десять лет на преподавательской работе в Германии. В 2000 г. вернулся в Россию, где был приглашен на работу в Российскую академию госслужбы при президенте РФ. Доктор исторических наук, профессор. Последние годы — прихожанин храма Святителя Николая в Толмачах при Третьяковской галерее.

Сергей Чапнин, Евгений Стрельчик

 
Вернуться назад