|
||||||||||||||
Архимандрит Иларион (Форкавец): Студенты во все времена искали духовного окормленияНа этой неделе отмечает 70-летний юбилей один из ключевых людей в Московской духовной академии — её многолетний духовник архимандрит Иларион (Форкавец). Портал «Богослов.Ru» поговорил с юбиляром о том, что значит его должность, каковы традиции академического духовничества, что может стать для студента препятствием к рукоположению и каков был путь самого отца Илариона в духовные школы. Мысль, что все должны мне исповедоваться, давно прошла Отец Иларион, Вы много лет несете послушание духовника МДА. Кто такой духовник академии? Означает ли Ваша должность, что все преподаватели и студенты должны окормляться только у Вас? Я несу послушание духовника академии, но исповедуются у меня те, кто сам желает. А ставленники перед принятием сана диакона, священника — в обязательном порядке. Поначалу, конечно, у меня было немножко ревностное отношение к тому, что все должны мне исповедоваться, но это уже давно прошло. Студенты, которые регулярно исповедуются у другого священника в Лавре или на своём приходе, могут спокойно это делать. Есть ли в духовных школах план относительно духовного возрастания воспитанников? Или это полностью оставлено на усмотрение учащихся? Наша духовная школа на первое место ставит дело возрастания и воспитания, нужное для будущего пастыря. На это направлено много сил. Вся система академической жизни направлена на духовное воспитание и духовное развитие. Все ли учащиеся имеют духовника? Контролируется ли это? Контролируется, но не строго. Предполагается, что все студенты должны иметь духовника — академического или своего личного. У нас заведен такой порядок: Великим постом на первой седмице и на Страстной и один раз в другие посты проходит общая исповедь для всех. Она не обязательная, но организованная. Официального учета, подошел или не подошел кто-то на исповедь, не ведётся — это остается на совести студента. Помню, у нас учился студент, который за четыре года ни разу не исповедовался. На собеседовании с духовником Лавры перед поступлением в академию выяснилось, что он очень редко приступает к Таинству Причастия, и ему было отказано в поступлении. На ваш взгляд, нынешнее студенчество больше или меньше заинтересовано в поиске духовника? На мой взгляд, разницы нет. Всегда были поиски, особенно когда человек только поступает на обучение. Мое предпочтение — лаврские духовники. Рекомендую нынешним студентам, которые начинают учиться здесь, ходить в Лавру. Лаврские духовники сейчас наставляют в молитве Иисусовой, в аскетическом делании? Молитва Иисусова всегда рекомендовалась при постриге на уровне правила. Правило монашеское — три канона: Спасителю, Матери Божией, Ангелу Хранителю; акафист; Священное Писание — глава Евангелия; две главы Апостола; кафизма из Псалтири; двести молитв Иисусовых. Это необходимо, чтобы ум не рассеивался, не блуждал. Святые отцы, в частности святитель Игнатий, епископ Кавказский, учили, что в молитве Иисусовой нужно акцентировать внимание не на внешних проявлениях и действиях, а на покаянном чувстве, на сокрушении и смирении. А кто был духовниками МДА до вас? Есть ли в академии своя традиция духовничества? О какой-то особой традиции не могу говорить: я руководствуюсь церковным уставом и общецерковными традициями. В академии я знал только отца схиархимандрита Иоанна (Маслова), который славился как старец: у него было много духовных чад. Он преподавал литургику в третьем классе и нес послушание ризничего, но официально духовником академии не числился. Перед ним был ещё схиархимандрит Пантелеимон (Агриков), который пользовался авторитетом. Когда я поступил, многие его духовные чада были живы, приходили, рассказывали о нём. Для меня тоже очень остро стоял вопрос о духовнике. Один старшеклассник обратил на меня внимание, направил меня в Лавру и дал наставление, как искать духовника. И я нашел — нынешнего наместника Данилова монастыря епископа Алексия (Поликарпова). Практически всю учебу к нему обращался, вплоть до принятия монашества. Отец Алексий много потрудился, чтобы утвердить меня в вере. Во время пострига моим восприемником был отец Кирилл (Павлов), и я стал ходить к нему. Как-то ректор владыка Александр сказал: «Почаще ходи к отцу Кириллу, впитывай его опыт, его дух». Я себя никогда не заставлял идти к батюшке — потребность была… Общение с ним было искренним. Я приходил, исповедовался, если при этом были вопросы, а вопросы были всегда, я их ему излагал. Батюшка несколько раз говорил: «А ты как сам думаешь?» Говорю: так и так. «Хорошо». И пока я исповедовался, вопросы переставали быть такими острыми. Его молитвами все разрешалось! Иногда говорят, что отец Кирилл был мягким, хотя я бы так не сказал. Он был очень требовательным, но свою строгость мог выразить так, что человеку не было больно. Между строгостью и милостью Вы уже упомянули, что необходимое условие для рукоположения в священный сан — ставленническая исповедь. Насколько строго сейчас соблюдаются канонические требования, или епископское благословение допускает снисхождение? Важна и строгость, и милость. Духовник, который дает справку о прохождении ставленнической исповеди, — это последняя инстанция. Наши учащиеся прошли большую проверку предшествующими духовниками, которые им давали рекомендации, благословляли их на поступление. Не учитывать эти вещи будет неправильно. Мы же одно целое: начальник — Господь, а мы — Его служители. Духовник, который знает свое духовное чадо больше, чем я, благословил его: «Иди учись». Не могу же я сказать: «Не подходишь»! Если, например, оказалось, что ставленник женат второй раз или замешан в каком-то позоре, — тут нет вопросов: каноническое препятствие. Но у многих в молодости были грехи, из-за которых, вроде бы, нельзя допускать до рукоположения, однако с тех пор человек уже много раз изменился! Как блудный сын из Евангелия подошел к отцу, и отец принял его без оглядки на то, что было в дальней стороне. Как правило, если у человека есть препятствия к рукоположению, он сам не дерзает подавать прошение о хиротонии. Люди же у нас верующие! К сожалению, я не обладаю даром прозорливости, поэтому исхожу из слов ставленников и верю им. А если возникают проблемы с препятствиями, говорю: «Иди к владыке, пусть он решает». То есть Вы как духовник верите, что человек может покаянием исправить ошибки прошлого? Несомненно. Человек или растет, или деградирует. Я смотрю — до хиротонии человек один, а после хиротонии выглядит по-другому! Приобретается не внешнее, а внутренне. Особенно когда начинают прикасаться к церковной жизни, к исповеди, проповеди. Видишь, что человек обладает способностями — и учительством, и руководством. Господь его призвал. Но случается и так, что выпускник духовной школы женится, становится священником, а потом его семья распадается. Как этого избежать? Мне трудно ответить: я человек неженатый. Когда приходят ребята и решают, какой путь избрать, я говорю: «Ты смотри не только на свою избранницу, но и чтобы была воля Божия на то, что ты избираешь. Тогда никаких дурных последствий не будет. Во всех трудностях ты будешь возвращаться к той мысли, что это Господь тебе дал». Сейчас в духовные школы поступают довольно молодые люди, выпускники средних школ. Это проблема или, наоборот, преимущество? Здесь я могу только свое мнение высказать. Церковный канонический возраст мы знаем: 20 лет для иподиакона, 25 лет для диакона, 30 лет для священника. Рукополагать моложе этого порога, к сожалению, вынуждает церковная действительность. Когда молодой человек поступает в академию сразу после школы, он еще плохо ориентируется в жизни; случается, что закончил семинарию и понимает, что священником не будет. Другое дело, когда поступает человек после армии — он уже серьезней относится к жизни, избирает то, чего действительно хочет. Среди преподавателей довольно много светских лиц. Когда их принимают на работу, с ними проводится беседа духовника? Практически нет. Решение о том, брать человека на работу или нет, принимает руководство. Я вспоминаю наших профессоров: недавно почившего Константина Ефимовича Скурата, Константина Михайловича Комарова, Ивана Васильевича Воробьёва. Они всегда заходили в алтарь: службу отстоят, помянут живых и почивших родственников, утром причащаются после исповеди. К сожалению, сейчас такого почти нет. Был рад, что не поступил в первый раз Батюшка, Вы упомянули своих духовных наставников, а кто был первым Вашим духовником? В детстве духовником был приходской священник. Тогда не было принято каких-то особых вопросов и разговоров со священником — мы только на исповедь ходили. Кто же наставил Вас в вере — семья? Да. Папа, Царство ему Небесное, верующим был, из очень церковной семьи. Мама моя была тоже верующая, церковная, но не настолько, как отец. У бабушки по отцовской линии было семь сыновей, она их очень строго держала, и один из них стал священником. Священником был и брат дедушки по отцовской линии — папа нас к нему часто отправлял. Вы выросли в сельской местности? Да, в Закарпатской области, на Западной Украине. Это был хутор, не село, до ближайшего храма — километров десять. С детства мне нравилось богослужение. Помню, мы с братом ехали в одно святое место. Доехали на автобусе, а оттуда вышли на железнодорожную колею, идем и служим. Он: «Миром Господу помолимся». Я: «Господи, помилуй». Идем, поем, что знаем… Брат мой тоже стал священником. В семинарию вас тоже благословили родители? Папа настраивал меня на семинарию еще до армии. Я поучился немножко в светском учебном заведении, потом служил в армии. Папа тогда работал в Латвии и, когда уезжал, сказал маме: «Иван (так меня звали в миру), когда вернется из армии, месяц пусть будет дома, а потом приезжает в Латвию и возьмет с собой все документы, нужные для поступления». Я ни к чему не готовился, но сделал так, как сказал папа: взял справку и приехал к нему, а папа договорился в Риге со священником, чтобы тот написал мне рекомендацию. Оттуда я послал документы в Ленинградскую семинарию. Думал, что меня вызовут на вступительные экзамены, а вызова нет. Я приехал тогда в Питер, там уже народ получил результаты экзаменов: «А мне что делать? Мне вызов не пришел». Говорят: «Идите к ректору». Я иду, а навстречу мне ректор — нынешний Святейший Патриарх Кирилл, тогда еще архимандрит, молодой, радостный: «Не переживай. На следующий год». Я был даже рад, что не поступил. Во второй раз настрой уже был посерьезнее. В то время очень не любили, чтобы молодые люди поступали в духовную школу, и если подаешь документы, тут же приходит повестка в военкомат и забирают на сборы на три месяца. Это я знал, поэтому поехал к дяде в Москву и поступал оттуда. Какой это был год? 1976-й. Сюда, в Лавру, меня больше тянуло: здесь и дядя учился, и дедушкин брат. У меня не было претензий к Ленинградской академии, но так уж Бог распорядился. В 1983 году принял монашество, в 1984-м окончил академию, и тогда же владыка ректор назначил меня духовником. Что Вы хотели бы пожелать будущим священникам? Самое важное — держаться веры православной крепко-накрепко. И не только держаться, а дорожить, любить. Любовь — она все преодолеет. Желаю, чтобы наши молодые избранники были достойными пастырями, чтобы меньше было разводов в священнических семьях. Чтобы меньше было соблазнов от нас, служителей Церкви Христовой, чтобы быть ревностными, ответственными, добрыми пастырями! Беседовал священник Димитрий Артёмкин Фото Александра Карасёва
|
||||||||||||||
|
||||||||||||||
|
Всего голосов: 0 | |||||||||||||
Версия для печати | Просмотров: 554 |