Опубликовано 12.09.2013 в рубрике  Новостная лента, Обзор СМИ
 

Средневековье без Христа

Возможен ли мир, в котором победили философские идеи двух персонажей Достоевского – Кириллова «Если Бога нет, то я – Бог» и Ивана Карамазова «Если Бога нет, то всё дозволено»? Ответ дал современный американский писатель Джордж Мартин: такой мир не только возможен, он будет пользоваться спросом.  
Средневековье без Христа Так уж повелось, что массовая культура не может без масштабных многоформатных атак на публику. Средиземье Джона Толкина, Гарри Поттер Джоанны Ролинг и вампирские саги Стефани Майер – самые крупные из медиапроектов последнего десятилетия, на смену которым в очередной раз понадобилась новая дойная корова. Ей стала «Песнь Льда и Пламени» Джорджа Мартина, которую по названию первого тома называют «Игрой Престолов».
В настоящий момент мы имеем дело с коммерчески успешной торговой маркой, которая неуклонно продолжает набирать обороты: пять книг из запланированных семи переведены на разные языки и проданы огромными тиражами, на экраны выходит третий сезон сериала, выпущены настольные и компьютерные игры. Армия фанатов растет с каждым месяцем, что совершенно не удивительно: в «Игре Престолов» действительно есть чем зацепить.
Во-первых, впечатляет степень проработки мира. В свое время Анджей Сапковский полушутя-полусерьезно написал инструкцию для авторов книг в жанре фэнтези, в которой рекомендовал рисовать подробную карту выдуманного мира, максимально полно продумывать его историю, культуру, экономику; словом, прорабатывать фон. С этим Джордж Мартин справился на все сто. Его вселенная имеет хорошо очерченные пространственные и темпоральные горизонты, благодаря которым автору удалось добиться одновременно эпического масштаба и достоверности хорошего исторического романа.

Внимание к бытовым деталям тоже украшает повествование. Всегда приятно, когда автор знает, как чистят кольчугу от ржавчины, и подробно описывает одежду и кулинарные изыски. Пожалуй, единственное, что смущает – это некоторая фривольность по отношению к правилам формальной геральдики (либо неудачные блазоны[1]), которой такой знаток куртуазной культуры, как Мартин, мог бы избежать.

Во-вторых, радует глубина образов, которые абсолютно не похожи на сложившиеся в жанре шаблоны. Здесь нет непобедимых героев со сверхчеловеческими способностями, нет воплощений вселенского зла, с которыми эти герои сражаются. Персонажи – обычные люди со своими достоинствами и недостатками. Они совершают ошибки, мучаются моральными дилеммами, подвержены сиюминутным желаниям и вообще не похожи на плоских картонных болванов, которыми изобилует фэнтези-литература. Магия и волшебные существа, без которых жанр обойтись не может, присутствуют, но в ограниченном объеме.

В результате мы получаем настолько реалистичное изображение, что в мир Мартина легко уйти с головой. Явно сказывается кинематографическое прошлое автора.

Визуализировать «Игру Престолов» легко, а вот анализировать – занятие неблагодарное.

С одной стороны, смущает значительный объем написанного и уже отснятого материала, в котором хватает «воды». Собственно говоря, Мартин решил писать книги именно потому, что, будучи сценаристом, постоянно был вынужден сокращать свои тексты, пока ему это в конце концов не надоело. Местами действие развивается настолько неторопливо, что хочется перелистнуть страниц двадцать-тридцать, чтобы понять, изменится ли хоть что-нибудь. Само по себе это, конечно, не проблема. В конце концов, прошедшие суровую школу «Сильмариллиона» Толкина и «Улисса» Джойса смогут переварить и сильно затянутое повествование Джорджа Мартина, изобилующее именами собственными разной (нередко нулевой) степени важности. Подлинная сложность состоит в том, что в поисках мировоззренческого смысла «Игры Престолов» приходится продираться через откровенную порнографию, натуралистические описания и подростковые комплексы, которыми страдает большинство персонажей независимо от возраста.

Сразу оговорюсь, что примеры мы будем брать преимущественно из книги, хотя сказанное, в сущности, справедливо и для фильма, но не имеет отношения к настольным играм по мотивам серии, одна из которых – с пластиковыми фигурками – вполне заслуживает внимания.

Итак, при всех поворотах сюжет строится на нескольких константах, первая из которых – бессмысленность смерти. Мы привыкли к тому, что в хороших романах гибель персонажей оправдана внутренней логикой повествования, будь это смерть на дуэли, в бою или самоубийство. В книгах Мартина ситуация совершенно иная: все герои независимо от их важности умирают от того, что мы могли бы назвать случайным стечением обстоятельств. Кхал Дрого гибнет от заражения раны несмотря на бычье здоровье и вовремя оказанное лечение, Джейме теряет отца из-за того, что пожалел брата, «Старого Медведя» Мормонта – харизматичного лидера и опытного бойца – зарезали внезапно вспылившие подчиненные. Даже там, где смерть мотивирована (к примеру, гибель Оберина в ходе судебного поединка или Лораса во время штурма замка), она всё равно выглядит глупой, неуместной и несвоевременной. Этим приемом автор создает интригу, поддерживает атмосферу непредсказуемости и упрощает сюжет в те моменты, когда становится трудно удерживать все нити.

Второй лейтмотив книги – скептическое отношение к религии. Вообще, описание верований всегда было слабым местом фэнтези-литературы; даже признанные мастера жанра редко поднимались выше вульгарного язычества, если вообще снисходили до проработки этого аспекта своего выдуманного мира. У Мартина мы встречаем религию в разных вариантах: тут вам и квазихристианский культ Семерых, и дуализм огнепоклонников, и чуть ли не экуменизм адептов Многоликого бога, не говоря уже про менее замысловатые верования дотракийцев или жителей Железных островов. Однако внешнее разнообразие религий отнюдь не порождает вариативности отношения к ним со стороны персонажей. Прагматично-утилитарный подход служителей культа к своему занятию уверенно дополняют атеистические сомнения, скепсис и откровенное богоборчество остальных героев. Покаяние Ланселя на этом фоне выглядит какой-то неуместной аномалией, о чем автор сам не преминул сообщить устами персонажей, от лица которых велось повествование.
Кстати, культу Семерых в книге досталось больше, чем другим. В первых трех томах читатель вообще не видит ни одного вменяемого образа священника: монахи разграбленного монастыря и коррумпированный верховный септон не имеют даже подробного описания внешности, не говоря уже о какой-то степени влияния на людей. В четвертой и пятой книгах ситуация несколько меняется. Возникают несколько хорошо проработанных эпизодических героев, а также новый, проводящий самостоятельную политику «клюнийский»[2] верховный жрец. Впрочем, общий тон эти нововведения не изменили.

Именно поэтому мир Мартина не средневеков по своей сути. Средние века – это не вассально-ленные отношения, не рыцари, дамы, менестрели и турниры. Всё это там, конечно, было, но не всегда, не везде и в разных вариациях. А вот то, что сущностно определяет Средние века, – это христианство. Оно было настоящим «культурным кодом» эпохи; все сферы жизни – политика, экономика, социальные отношения, культура – постоянно испытывали на себе мощнейшее воздействие Церкви, которая реально цементировала лоскутный европейский мир. Той степени секуляризации сознания, которая характерна для Вестероса и окрестностей, средневековая Европа достичь не могла в принципе.

Неприязнь к наиболее близкому христианству культу со стороны Мартина наталкивает на мысль, что первая и вторая тенденции на самом деле являются гранями одной и той же – автор не признает идею личного Бога. Если Его нет – нет и живого богообщения, только набор внешних формальных правил. Если Христос не умирал за людей на кресте, не «попрал смертью смерть», то физическая гибель человека будет лишь окончательным, бессмысленным и всегда несвоевременным итогом. Если нет Бога как Гаранта миропорядка (от чего не отказывались даже самые ярые критики Церкви эпохи Просвещения), то не может быть вообще никакого смысла у происходящего; весь мир оказывается царством слепой случайности, в котором каждый оказывается одновременно творцом и рабом хаоса. Наконец, если Бога нет, то нет и общих, универсальных моральных правил; понятия нравственного и безнравственного упраздняются, а потому убийство и инцест могут получить сочувствие и даже оправдание, а долг и честь оказаться глупой блажью.
Это действительно мир, созданный по лекалам Кириллова и Ивана Карамазова. И самое страшное, что он может вызывать не только интерес, но и симпатии.


[1] Блазон – словесное описание герба. Большая часть средневековых гербов дошла до нас именно в таком виде, поэтому правила описания (блазонирования) хорошо известны.
[2] Клюни – аббатство во Франции, которое в X–XI вв. стало флагманом церковной реформы. Клюнийцы отличались радикализмом и жестко отстаивали невмешательство светских властей в дела Церкви.

Поддержите наш сайт


Сердечно благодарим всех тех, кто откликается и помогает. Просим жертвователей указывать свои имена для молитвенного поминовения — в платеже или письме в редакцию.
 
 

  Оцените актуальность  
   Всего голосов: 1    
  Версия для печати        Просмотров: 1641

Ключевые слова: публицистика

html-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

 
  Не нашли на странице? Поищите по сайту.
  

 
Самое новое


08.08 2023
Православная гимназия при Никольском кафедральном соборе Искитимской епархии продолжает...
13.07 2023
Детский церковный хор Вознесенского собора объявляет набор детей...
Помоги музею
Искитимская епархия просит оказать содействие в сборе экспонатов и сведений для создания...
важно
Нужна помощь в новом детском паллиативном отделении в Кольцово!...
Памятник
Новосибирской митрополией объявлен сбор средств для сооружения памятника всем...


 


  Нравится Друзья

Популярное:

Подписаться на рассылку новостей






    Архив новостей:

Март 2024 (23)
Февраль 2024 (65)
Январь 2024 (38)
Декабрь 2023 (44)
Ноябрь 2023 (51)
Октябрь 2023 (56)

«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031